Мария Спасская - Флейта гамельнского крысолова

— Привет, — оторопело протянула я. — Кто тебя так?

— Не важно, — дернул плечами Добрыня. — Упырь один. Набросился и начал душить.

— Что, прямо на улице?

— Зачем на улице? Подвал я обследовал. Перспективный в плане укрытий. А этот ублюдок вылез, как из-под земли, и накинул мне на шею удавку. Бомжи какие-то его спугнули, а то бы я сейчас с тобой не разговаривал. Похоже, началось.

— Ну да. Зомби апокалипсис. Как там сказано в откровении Иоанна Богослова? «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут»…

— Зря, Берта, смеешься, я видел его глаза. Это не человек. Короче, я сваливаю. Я тут кое-что прикупил по случаю и отчаливаю в Карелию. Внизу машина ждет.

Скинув кроссовки, я протиснулась в щель между шкафом и дверью санузла, намереваясь попасть на кухню. Но и там все оказалось забито коробками. Мне было не особенно интересно, но я все-таки спросила:

— И что же ты приобрел?

— Бункер. Складной. В интернет-магазине. По смешной цене.

— Сколько? — стараясь говорить спокойно, уточнила я, ибо, как никто другой, знала, что своих денег у Добрыни нет и для покупок он пользуется моими.

— Двести пятьдесят тысяч, — улыбнулся мой друг. — Я у тебя в заначке взял, ты не против? Потом все верну. Когда игру продам.

— Да брось, не стоит беспокоиться, — отозвалась я, в голове прокручивая завтрашний диалог с Лилей по поводу несостоявшейся покупки дачи. Ужасно не люблю оправдываться, а, похоже, придется.

Добрыня кинул на меня исполненный благодарности взгляд и подхватил ближайшую коробку, потащив ее к выходу. Я юркнула в образовавшийся лаз и нажала клавишу электрического чайника. Сидя на кухне, я пила чай и наблюдала, как постепенно пустеет мое жилье. Боль и обиду от подобного вероломства сердечного друга мало-помалу вытеснял вязкий тягучий вакуум. Глядя, как по-военному четко Добрыня уходит из моей жизни, я вяло думала, что шеф был прав, и нужно было выгнать его раньше — хотя бы морально не травмировало. Ближе к одиннадцати Добрыня подхватил последнюю коробку и, сгибаясь под ее тяжестью, проговорил, стоя в дверях:

— Ну, все. Поехал.

Я поднялась со стула и вышла в коридор, чтобы закрыть за ним дверь. А потом вернулась на кухню, обуреваемая злостью на свои дурацкие иллюзии, с душераздирающим треском оторвала от рулона черный мусорный пакет и двинулась в комнату, собирать оставшиеся после Добрыни манатки, чтобы духу его в моем доме не было!

Смахнула со стола затертые компьютерные диски, обломки пластика от коробок и давным-давно не пишущие фломастеры, которыми он что-то там помечал. Распахнув тумбу письменного стола, вытащила стопку листков с какими-то схемами и уже хотела сунуть скачанные из интернета распечатки в мусор, но глаз выхватил написанный торопливым Добрыниным почерком заголовок: «Карта-схема 4. Катакомбы Садового кольца».

Бросив мусорный мешок на пол, я опустилась на стул и сосредоточилась на распечатке. С ума сойти! Оказывается, мы ходим по асфальтированным улицам столицы и даже не подозреваем, что прямо под нашими ногами на много этажей вниз уходит подземный город, ведущий свое летоисчисление со дня основания Москвы. Если верить схеме, подземные ходы соединяют Тайницкую, Никольскую и Спасскую башни Кремля. Ход из Сенатской башни ведет в Китай-город, к Старо-Никольской аптеке и на Мясницкую, а оттуда тянется вдоль Чистых прудов на Покровку.

Судя по крестикам, сначала проставленным Добрыней красным фломастером, а затем перечеркнутым черным, все эти прекрасные места уже застолблены более расторопными выживальщиками, кои, должно быть, и намяли ему бока, чтобы не совался на чужую территорию. Полагаю, вот этот, самый жирный черный минус, перечеркивающий красный крест на здании доходного дома, некогда принадлежавшего храму Святого семейства в Грязях, и стал решающим в его намерении покинуть негостеприимную столицу.

Разложив бумаги на столе, я водила пальцем по нечетким линиям, узнавая Покровку и Чистопрудный бульвар. Надо же, из подвала дома купца Солодовникова есть ходы в соседние дома, тоже, похоже, жилые. И из дома купца Романова. Того самого, модернового, с лепниной, где произошло ограбление господина Архарова. Интересно. Убирая распечатки в сумку, я приняла решение. В «Доме быта» требуется портниха? Вот и хорошо. Будет вам портниха.

Засыпая, я перебирала в мыслях все навыки и знания, полученные в школе на уроке труда, и, должно быть, как следствие воспоминаний снилась мне роскошная норковая шуба, которую я должна была укоротить. Задачка оказалась не из легких. Расстелив изделие греческих скорняков на большом столе, я заходила то с одной, то с другой стороны, никак не решаясь подступиться к нежному серебристому меху. И вот когда похожие на клюв тукана портняжные ножницы уже были занесены над беззащитным норковым подолом, зловещую тишину сна пронзил звонок смартфона. Я с облегчением открыла глаза, радуясь, что мне не нужно брать на себя ответственность за целостность дорогостоящего мехового изделия, и стянула с тумбочки аппарат. На дисплее светился незнакомый номер, часы показывали шесть утра. Не ожидая от разговора ничего хорошего, я нажала на прием и услышала в трубе дрожащий от волнения девичий голос: