Мария Спасская - Флейта гамельнского крысолова

И вот я, Порфирий, горюя об утрате Учителя, берусь за искоренение его ошибок. Основное заблуждение Пифагора заключается в том, что он верил в разум невежественной толпы, надеясь увлечь ее уговорами, в то время как следует без разговоров вести толпу за собой известным только мудрому путем. Инструменту, при помощи которого сие возможно, и посвящена данная книга».

На этом вступление заканчивалось. Йозеф перевернул страницу и с любопытством принялся за первую главу. Из этой главы следовало, что, согласно учению Пифагора о «Гармонии сфер», существует музыкально-математическое устройство космоса, берущее свое начало в халдейской, египетской и китайской традиции. Слышать музыку сфер был способен только Пифагор, остальные же смертные не различают ее, хотя ежесекундно находятся под ее воздействием. На основании учения пифагорийцев при помощи сложных математических расчетов мистиком Порфирием был изобретен совершенный музыкальный инструмент — доминатон, способный влиять на музыку сфер и изменять ее звучание, заставляя всякого обладателя души неосознанно следовать за инструментом.

Далее, во второй главе, были представлены рисунки и схемы, позволяющие создать доминатон любому образованному человеку, а в третьей главе книги книг Йозеф обнаружил сборник невм [3] Знаки для записи музыкальных фраз, предшествовавшие нотам. для различных живых существ. Йозеф всмотрелся в сложную схему с подробными пояснениями под каждым рисунком, заглянул в самый конец инкунабулы, где пестрели закорючки передающих музыку знаков, и, вздрогнув от неожиданности, в страхе захлопнул книгу — наверху стукнула дверь, и по лестнице, сбегая, загремели чьи-то шаги.

Поспешно накрыв факел шляпой, лекарь затаился в темноте. Человек хоть и торопился, однако бежал так, будто был пьян. Факел в его руке скакал, как безумный. Миновав последнюю ступеньку, бежавший вдруг обмяк и, прижавшись спиной к стене, сполз вниз, уронив мерцающий факел рядом с собой. Стараясь не делать лишних движений, способных вызвать шум, Йозеф на четвереньках подобрался к упавшему и в слабых отблесках пламени увидел, что перед ним рыцарь-храмовник. Белый, с черным крестом плащ и дорогие, миланской работы доспехи были залиты кровью. Тугая струя, пульсируя, выбивалась из-под сарацинской стрелы, пробившей кадык. Несомненно, крестоносец был мертв, и в предсмертной судороге крепко сжимал в руке объемный мешок из черной холстины.

Наверху послышались взволнованные голоса, громко между собой переговаривающиеся по-французски, и у Йозефа была всего лишь пара секунд на принятие решения. Поколебавшись, лекарь снял с покойного тамплиера шлем, нахлобучив себе на голову, сдернул плащ и, с силой разжав закоченевшие пальцы, потянул на себя мешок, оказавшийся необыкновенно тяжелым. Поставил мешок себе в ноги, накинул на плечи белый плащ с крестом, и, не обращая внимания на то, что ткань в его руках липкая, влажная и оставляет на одежде кровавые следы, щелкнул пряжкой, застегивая.

Торопливо оттащил тело крестоносца под лестницу, привалив рядом с Ривкой, и потянулся за книгой, думая потом затоптать еле тлеющий факел покойника-француза и в темноте скрыться, но неожиданно для себя встретился глазами со страшным взглядом проснувшейся девушки. Иудейка все поняла, Йозеф это видел по ее трясущимся губам и жгучим, мечущим молнии глазам, готовым испепелить предателя.

— Оставьте книгу, — чуть слышно прошептала она, делая движение по направлению к «Доминатону», но полученные при падении травмы не позволили ей придвинуть к себе лежащий на земле тяжелый том.

Проворно затушив факел, юноша подхватил книгу книг и притих, дожидаясь, когда закончат спускаться перекликающиеся тамплиеры. Траекторию их движения лекарь отслеживал по мерцающему факелу в вытянутой руке впередиидущего храмовника. Ривка подползла вплотную к лекарю и, пыхтя, принялась вырывать книгу из рук. Был момент, когда Йозеф подумал, что все пропало. Что их возню вот-вот обнаружат. Не могут не обнаружить. И тогда смерть. Зажав Ривке рот, он навалился на девушку всем телом, и так лежал, прислушиваясь к взволнованным голосам французов.

Укусив за мякоть ладони, Ривка вывернулась из его цепкой хватки, набрав в грудь побольше воздуха и собираясь закричать. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Йозеф Крафт скользнул рукой вдоль голенища сапога и выдернул из подкладки остро заточенный ланцет. Не глядя, куда бьет, размахнулся и всадил лезвие медицинского ножа в податливую теплую мякоть, сладко пахнущую лавандой и кобыльим молоком. Он бил до тех пор, пока напружинившееся девичье тело под ним не обмякло, перестав вырываться и биться в конвульсиях. Полежав в тишине пару минут и понаблюдав за происходящим, Йозеф понял, что рыцарям-храмовникам ни до чего, кроме собственного спасения, дела нет и никто не станет интересоваться, кто он и что здесь делает.