Елена Арсеньева - Твой враг во тьме

Было около восьми – время ужина. Наверное, поэтому лавочка пустовала, а двор притих. Из окна первого этажа слышно было, как суровый мужской голос уговаривает какого-то Ваську пожалеть материнский труд и съесть кашу, а Васька канючит, что хочет жареной картошки или блинов.

Дмитрий вспомнил стопки блинов, которые возвышались на столах, расставленных прямо на деревенской улице, их сливочный, масленый вкус – и его замутило. Может, оно и обрядно – закусывать первую поминальную рюмку блином, однако в такую жару тяжеловато. После водки заломило виски, да так, что говорил с трудом. По счастью, Кузнецов понял, что с ним происходит, и, наливая по следующей, как бы не замечал, что сосед по столу только пригубливает, но не пьет. Дмитрий так и не понял, всерьез ли воспринял участковый из Доскина слова взвинченного парня, который свалился как снег на голову в самое неподходящее время и начал требовать немедленного расследования убийства, поскольку браслет…

– Да что ты заладил про эту браслетку? – сказал наконец Кузнецов раздраженно. – Ну, я ее Жанночке отдал, я сам, своими руками. Нашел за передним сиденьем в Вовкиной «Ниве» и отдал. Чего смотришь? – огрызнулся вдруг. – Ну, попала бы вещичка в следственные материалы – черта с два вернули бы, знаю я нашу братию. Я ж чего подумал? Я подумал, браслетку Вовка дочечке купил. Он души в ней не чаял, наряжал как игрушку, всякие цацки волок, все девчонки завидовали. Ну я и решил, это тоже ей…

Кузнецов стеной стал на пути Дмитрия, когда тот хотел поговорить с Жанночкой.

– Да ты что, не человек, что ли? – рыкнул чуть ли не с изумлением. – У девчонки такая рана в душе, а ты ради какой-то безделушки мотать ее вопросами намерен?

Когда Дмитрий приблизительно в тридцатый раз, севшим уже голосом, повторил свои доводы: мол, он сам подарил браслет исчезнувшей Лёле Нечаевой и, возможно, это единственный след к ней, – Кузнецов сказал:

– Ладно! Почти убедил! Сейчас выпьем за Мордаху, на помин души, и пойдем поговорим с этими Нечаевыми. Если браслет дочкин, как ты говоришь, значит, они его не могли не видеть. Опознают – так и быть, звякну в отделение.

Дмитрий беспомощно уставился на него:

– Да вы что? Я же вам рассказывал, почему Нечаевы чуть ли не с апреля живут в деревне! Лёлин отец тяжело болен, понятно, что от него скрывают исчезновение дочери. А с матерью я сегодня уже говорил, она вообще еле держится: и за Лёлю боится, и за мужа. Видите, она даже на поминки не пришла, чтобы его не оставлять. Кстати, совсем не факт, что Лёля показывала им мой подарок. Могла постесняться, да мало ли что… И почему вам недостаточно моего слова?

– Да почем я знаю, – может, ты сам девку из ревности пристукнул, а теперь пришел виноватого искать, – сказал тут Кузнецов, наливая по новой, и Дмитрий кивнул, только теперь уразумев, что поминки – не лучшее место для расследования. Он просто забыл обо всем от волнения, а сейчас проклинал себя за то, что не ринулся сразу в город, в милицию, или хотя бы в райцентр, что связался с этим здоровяком, у которого было такое же понятие о логике, как у ветра. – Не пьешь, так ешь, – сердито велел Кузнецов, придвигая к Дмитрию полную доверху тарелку борща, который как раз сейчас начали подавать гостям. И подал пример, навернув на вилку целую стопку порезанных углом блинов и захлебывая сладковатое тесто крепко наперченным, жирным, огненно-горячим варевом.

Дмитрий не встал и не ушел только потому, что их с Кузнецовым посадили почти вплотную к хозяевам, и он без помех мог смотреть на Жанночку, которая сидела, не притрагиваясь к еде, опершись лбом на руки. Манжета ее черной блузки по-прежнему была расстегнута и чуть завернулась, так что янтарные кругляшки были хорошо видны. И чем дольше смотрел на браслет Дмитрий, тем большей преисполнялся уверенности: тот самый! Лёлин!

– Вообще-то какая-то женщина с Вовкой в машине была, это установлено, – громко сарбая с ложки, чтобы не обжечься горячим, пробормотал он.

Дмитрий, не веря ушам, медленно повернулся к соседу, но Кузнецов не взглянул на него, пока не выхлебал тарелку до дна.

– Ну чего ты меня глазами жрешь? – буркнул неприветливо. – Пошли покурим.

За калиткой уже дымили с десяток мужиков. Разговор скакал от несомненных достоинств покойного к кандидатуре покупателя его «Нивы», которую отдадут же когда-нибудь из милиции! При появлении Кузнецова сторонники отрицательного мнения благоразумно заткнулись.

Кузнецов отстранил протянутые к нему пачки и неторопливо двинулся в гору, к главной улице.