— А чем они занимаются днем?
— Вы не думайте, что здесь собрались тунеядцы. Нет, все работают, добывают хлеб в поте лица своего, производят материальные блага. Вас, конечно, ни с кем не познакомили? И это, запомните, тоже одна из особенностей нашего бытия: свобода желаний. Вы сами знакомьтесь с кем угодно. Не хотите? Не надо. Можете вообще ни с кем не разговаривать и делать все, что вам взбредет в голову. Единственное правило у нас: не злиться и не шуметь, не мешать соседям. А с присутствующими для первого раза я познакомлю вас сам. Вон та, что с ногами забралась на рояль, артистка театра, называется Зикой. Ее партнер по картам — новоиспеченный ветеринарный врач. Их противники — продавщицы универмага Сонька-фасонька, которую мы за ее полноту зовем Сок, и Фука. Настоящее свое имя она держит в секрете. На тахте и оттоманке развлекается студенческая молодежь. Сидящий у столика с графинами и вот тот маленький, что руководит радиолой, — наш прогрессирующий рабочий класс, владеющий несколькими словами из английского языка. Ну, а Тоточка вам, думаю, известен. Вот и все персонажи. Есть еще несколько незаметных личностей, которые сегодня задержались на работе. Как видите, Мэри, мы — трудовые люди…
Эти слова Лева Грек произнес с таким оттенком своего бархатного баритона, что Марина поняла: никто из этих моральных уродов не считает труд своей необходимой потребностью. Нет, здесь оставаться нельзя, надо немедленно бежать, бежать… Видимо, на лице отразились ее мысли, и Лева, будто невзначай положив руку на ее колено, многозначительно проговорил:
— Смелее распоряжайтесь собой, моя девочка, и вы добьетесь колоссального успеха, вы поймете, что для чувственных наслаждений стоит жить…
Марину бросило в жар от такого хамства, она, едва сдерживаясь, поднялась с кресла. Лева дважды щелкнул пальцами, и комнату опять залил синий свет. Джаз задергался в фокстроте.
— Прошу, — приказал Грек, бесцеремонно беря ее за талию.
Но танцевать не пришлось. В коридоре раздались звонки — два коротких, длинный и еще два коротких.
— Пардон, — сказал Лева, направляясь к выходу.
Он вернулся через минуту в сопровождении двух рослых парней, которые несли в руках большие свертки. Опять никто, кроме Марины да наверное, Семена, не обратил внимания на вошедших. Они торопливо прошли через зал и скрылись за портьерой, из-за которой до этого появился Грек.
К Марине подбежал уже пьяный Крейцер.
— Мэри, подарите мне фокс.
— Не могу, — девушка брезгливо поморщилась и сдавила пальцами виски, — мне плохо. Выпустите меня отсюда, здесь очень душно…
Она быстро направилась к двери. Уже на лестнице, придерживая ее под руку, Крейцер шепотом упрашивал:
— Останьтесь, Мэри…
— Нет, уже поздно, хватит.
— Завтра я жду вас на прежнем месте. Придете?
— Не провожайте меня, — сказала Марина и почти бегом вышла во двор.
Крейцер остановился у парадного входа, закурил и вдруг услышал издевательский голос:
— Не поддается?
Сзади стояли Лева Грек и те двое.
— Нужна машина, — тоном приказа проговорил парикмахер.
— Никуда не поеду, надоело! — Крейцер швырнул окурок в дверь, но папироса, ударившись о косяк, рассыпалась искрами.
Лева прищурился, его красивое лицо с вьющимися бакенбардами стало злым.
— Послушай, керя, — процедил он сквозь зубы, — береги нервы. Ты когда думаешь отдавать авансы?
— По частям отдам. Скоро получу зарплату и премию, потом… напишу домой…
— Твоя «зря-плата» мне не нужна, — раздельно проговорил Грек, наступая ему на ногу. — Должок надо горбом отработать, малыш, понял?
— Что вы хотите? — бледнея, спросил Крейцер.
— Здесь сквозняк, пойдем в комнату, договоримся. Там тебя ждет Азиат…
У Крейцера засосало под ложечкой: он избегал встречи с этим человеком…
Глава 28
Вы поймите меня…
Утром Тимонин зашел в приемную Рогова. За невысоким деревянным барьером торопливо выстукивала на машинке Варенька. Не поднимая головы, она кивком ответила на приветствие Бориса.
— Полковник у себя? — спросил он.
— Да, только сейчас он занят. Обождите.
Из кабинета Рогова вышла Марина. Тимонин удивленно поднял бровь, потом, словно не замечая ее, открыл дверь.
— Разрешите?
— Входите. — Полковник что-то быстро писал, не вот он отложил ручку и посмотрел на вошедшего. — Что у вас, Борис Михайлович? Почему вы так расстроены?
Тимонин, слегка волнуясь, заговорил:
— Вы поймите меня правильно, товарищ полковник… Я не могу больше молчать… Чего мы ждем? Почему почти месяц топчемся на месте? Неужели убийца Орлова так и останется на свободе? Я не нахожу себе места, думая об этом… Мне стыдно смотреть в глаза Егорке, всем людям…
Читать дальше