Владимир Прядко - Нам подскажет земля

— Крейцер?! — не выдержал Байдалов.

— Он самый.

— Я же говорил, что его надо было давно арестовать! — воскликнул Рыбочкин.

— Всему свое время, — улыбнулся Рогов, — но тратить его попусту не следует. Так вот. Крейцер оставляет машину за забором, идет к сторожу, который его, как заместителя директора, знает и допустит к себе. Начнется долгий разговор, а в это время воры будут «действовать» и потом увезут украденное на автомашине Крейцера. На взгляд получится, что и «Победу» Крейцера украли. Значит, он не виновен, все шишки на сторожа…

— Надо устроить засаду, — подал голос Синицын.

— Верно! — подхватил Байдалов. — Мы их всех возьмем голенькими. Разрешите, товарищ полковник?

Рогов молча расхаживал по кабинету, ни на кого не глядя.

— Мы пойдем вчетвером, — продолжал развивать свой план Байдалов. — Я, Синицын, лейтенант Мальсагов, он вчера вернулся из отпуска, ну и Тимонин. Спрячемся прямо в складе.

— А по-моему, не нужно никакой засады, — вдруг сказал Тимонин. — Ни к чему…

— Поджилки трясутся? — съехидничал Синицын. — Это, брат, не речугу толкать перед салажатами. Тут кровью пахнет…

Борис и взглядом не удостоил его. Он повернулся к полковнику и убежденно заговорил:

— Не нужна засада. Получается, будто мы сами толкаем людей на преступление: идите, мол, а мы вас за руку схватим, чтоб легче потом в тюрьму посадить. Нельзя так поступать. Они же люди…

— Какие они люди? — опять подхватился Синицын. — Это шобла, ворюги, убийцы!..

— Да, люди, — упрямо повторил Борис, — и с ними стоит повозиться. Надо не дать нм возможности совершить преступление, поговорить с ними, остановить, тем более, что они ведь нам известны.

— Дело говорит Борис Михайлович, — поддержал Гаевой. — Над этим следует подумать.

— Что тут думать? — не отступал Синицын. — Попробуй уговорить этого самого Азиата.

— Мы его даже не знаем, — вставил Байдалов. — А тут накроем с поличным.

Рогов по-прежнему молчал, с явным удовольствием наблюдая за Тимониным. Потом вмешался:

— Нужно идти не от преступления к преступнику, а наоборот. Значит, надо знать тех неустойчивых, кто способен совершить преступление, уметь раскрывать их замыслы. В этом прав Тимонин. Легче человека посадить в тюрьму, если он виновен. Гораздо труднее — спасти его от ошибки, не дать ему споткнуться, помочь. Вот этим и займемся. Сейчас зайдете ко мне, Байдалов, составим план…

Все поднялись со своих мест, почувствовав, что разговор окончен. Полковник жестом остановил сотрудников.

— И еще, товарищи, — сказал он. — Мы будем брать с поличным Грека. Вместе с комсомольцами нагрянем на квартиру, когда там будет в разгаре «экзотический» бал. Может, нам повезет и мы захватим там Азиата. Сигналы, на которые беспрепятственно открываются двери, нам известны: два коротких, один длинный и еще два коротких звонка.

Тимонин зашел в свой кабинет, который отвели ему по распоряжению Рогова, и взялся за порученное дело. Оно заинтересовало его сразу, как только выяснилось, что речь идет о Вовосте. Теперь Борис знал: Вовостя — это воровская кличка Владимира Миронова. Это о нем вспоминал Синицын, ему обещал сделать меньший срок, если он возьмет больше краж. Непонятные тогда, в первый день, слова приобрели сейчас для Тимонина ясный смысл.

Миронов по профессии каменщик, женат, двое детей, ранее судим по статье 74, за хулиганство, отсидел один год в тюрьме. Теперь привлекается за участие в групповой краже. При аресте в его сундучке с инструментом сотрудники милиции нашли замотанные в комбинезон шесть золотых и двенадцать металлических часов и несколько тугих пачек сторублевок.

Преступление налицо. Миронов и не отказывался. Он сознался, что украл часы, но ни место кражи, ни своих сообщников не назвал. Во втором протоколе допроса, составленном Синицыным, уже значилось, что Миронов совершил три преступления: из промтоварного магазина по Первомайской улице украл часы, в универмаге против базара — шесть тюков шерстяных тканей и, наконец, от вокзала угнал частную автомашину «Волгу», которую через два дня обнаружили в Чернореченском лесу без мотора и колес. И в этом протоколе на каждой странице стояла подпись Миронова. Но опять — никаких подробностей и ни одного сообщника.

— Да-а, — вслух проговорил Тимонин, отрываясь от чтения бумаг, — есть над чем поломать голову…

Он закурил и задумался. Если подходить формально, то Миронова-Вовостю можно уже судить, он сознался в совершенных преступлениях, а что не выдает своих дружков, так это понятно: воровская традиция. Однако странно, что он не дает ни одной подробности. Да и кражи какие-то разные — часы, ткани и автомобиль. Очень странно. Кто же он такой, этот Вовостя? Как он работает? С кем дружит, чем интересуется, как живет? Наконец, его надо увидеть, поговорить. Борис был уверен, что если вызвать Вовостю, хорошенько расспросить его о семье, напомнить ему о жене, детях, которых он, конечно, любит, произнести патриотическую речь о долге советского человека, преступник покается и откровенно расскажет, как все произошло. Сделать это необходимо сейчас же.