Галина Романова - В любви брода нет

— Вы к кому? — с каменным лицом обратился к нему охранник, тот самый малый, что был свидетелем его прошлой встречи с Хитцем.

— К Геральду Всеволодовичу, — спокойно ответил Назаров и проникновенно, как ему казалось, посмотрел в пустые холодные глаза стража.

— У вас назначена встреча? Вы записаны на прием? — Секьюрити принялся деловито листать регистрационный журнал. — Как ваша фамилия?

— Назаров.

— Нет, такой фамилии в записях нет, — проговорил тот, захлопывая журнал. — Я сожалею…

Как же ненавидел Назаров такие вот пустые слова!

«Мне очень жаль!»

«Сожалею, но ничем помочь не могу…»

Ключевые фразы равнодушной вежливости — ее он ненавидел тоже. Холодная, полная расчета и самоконтроля вежливость. Деревянные лица, резиновые улыбки и совершенно пустые глаза. Нет бы просто сказать: «Извини, старик, пускать не велено» — или что-то в этом роде. А то «он сожалеет»! Да черта с два он сожалеет! И ни черта ему не жаль, ни Назарова, ни любого другого, кто окажется на его месте! И забудет он о нем через минуту после его исчезновения. Сожалеет, твою мать…

— Позвонить-то ему хотя бы можно? — Назаров протянул руку к телефону внутренней связи.

Охранник дернулся было, желая заслонить от него и телефонный аппарат, и весь мир, быть может, тоже. Но потом передумал, махнул рукой и первый раз за все время по-человечески ответил:

— Ладно, звони, только быстро.

Геральд снял трубку и хорошо поставленным, совершенно трезвым (!) голосом произнес:

— Слушаю!

— Гера, здравствуй, это Назаров. Меня тут не пускают к тебе. Какие-то проблемы? — скороговоркой пробубнил Назаров, холодея душой в ожидании ответа.

— Проблемы? Да нет, знаешь… Просто… Просто занят я сейчас. Переговоры у меня. — И Хитц заюлил, завертелся и под конец так заврался, что сморозил и вовсе чепуху: — Мне тут поездку одну предлагают за бугор. Отдохнуть нужно, расслабиться. Я оперироваться собрался, ты же знаешь. Нужно немного подлечиться… Ну все, пока…

И в ухо совершенно раздавленному Назарову полетели короткие гудки. Он вернул трубку охраннику. Кивнул ему машинально и пошел к стеклянным дверям. Что произошло, он понять не мог. Вернее, догадывался.

Геральд каким-то непостижимым образом узнал о местонахождении своей бывшей жены и сына и теперь всячески усыпляет его бдительность и уводит его в сторону, чтобы, не дай бог, он не догадался.

Такому виртуозному скотству можно позавидовать. Сам бегал вокруг Назарова, просил его, названивал на дню раза по три. Даже в гости не побрезговал заглянуть однажды, а теперь что же получается… А получается, что Гера решил его кинуть.

В груди у Назарова сильно защемило, а рот наполнился горечью.

«Эх, Вера, Вера! Что же ты наделала?! Как могла так обойтись со мной?..»

Он подавил тяжелый вздох и, сильно горбясь под списанной казенной курткой, поплелся на троллейбус.

На сегодня у него больше дел не было. Правда, он собирался заглянуть еще по одному адресу друзей Данилы, но нужно ли теперь…

Обида, такая горькая и такая осязаемая, что хоть хватай ее за подлый раздвоенный хвост. Она, словно хлыст, исстегала ему всю душу: Вера ему позвонила, а тебе нет… ему сообщила, где они, а тебе нет…

Троллейбус довез его почти до дома.

Назаров медленно поднялся к себе на этаж, машинально кивнул пацанам, все еще отиравшим подъездные стены. Зашел в квартиру, закрыл дверь и тут же сполз по стене прямо на пол.

Он так больше не может! Он устал, черт побери!!! Устал, устал и измучился!!! Он никому не нужен в этой жизни! Вера, Верочка, его любимая, нежная и единственная… Она тоже не захотела быть с ним, потому что он ничтожество и никакого уважения, а уж тем более любви, не достоин. И ему… ему так плохо без нее, что хоть вешайся…

А что, подумал Назаров, может, и правда?.. Наверное, это выход. Потом не будет ничего: ни боли, ни горечи, ни обиды, ни неизвестности, которая выгрызла ему всю душу и точит и точит, словно раковая опухоль.

Он поднялся, пошел в ванную, пустил ледяную воду и сунул голову под струю. Вода обожгла и на одно короткое мгновение выстудила все дурные мысли. Через минуту кровь прилила к голове и в ушах зашумело. Назаров стянул с вешалки полотенце, вытер насухо лицо и волосы и глянул на себя в зеркало.

Он постарел… За какие-то две с половиной недели постарел и осунулся. Чего нельзя сказать про Геральда. Того даже запои не смогли надолго вывести из строя. И голос у него сегодня звучал совсем как прежде… самоуверенно и заносчиво. Знает… Несомненно знает, подлец. Ну да ничего! Он и без него обойдется. Он все равно ее найдет!