Валерий Воскобойников - Опасайтесь бешеного пса

— Потапыч, это ко мне на УЗИ. Я с тобой рассчитаюсь. Вахтер кивнул.

Вместе с ним пара поднялась наверх. Женщина смотрела на Валентина жалобно.

— Что вы будете делать? — спросила она в ужасе, увидев надпись «Первое хирургическое отделение».

— Как что? — не понял Валентин. — Аборт,

— Что? — женщина резко обернулась к своему спутнику. — Не позволю! Нет!

— Тише, — спокойно ответил он, — лучше бы ваш муж заплатил то, что должен. За все нужно платить, мадам. Это в ваших же интересах. Мы могли бы вас убить, изуродовать, изнасиловать. Мы лишаем вас всего лишь зародыша, чего-то совершенно нереального. Это предостережение вам и вашему супругу. Если он не расплатится с долгами, будет хуже. Мы действуем в рамках необходимости, но не забываем и о гуманизме. Во всем есть необходимый уровень гуманизма.

— Вы же прекрасно знаете, что Гриша собирает деньги.

— Поверьте, мадам, — так же спокойно продолжал ее спутник, — мы все знаем. И считаем, что, как вы его называете, Гриша, не очень старается. Он мог бы сразу продать квартиру. Вам необходима четырехкомнатная? Многие коренные петербуржцы живут в коммуналках — и ничего. Почему же вы, приехавшие недавно, хотите жить лучше? Не понимаю. Тем более, если вся ваша роскошь — в долг? Я доходчиво все объяснил?

Валентин старался больше никогда не вспоминать деталей этой операции. Анестезиолога рядом не было, и пришлось обходиться местным наркозом в сочетании с эфиром. По крайней мере, женщина почти не мучилась, но под конец, уже почти придя в сознание, она расплакалась: «Ребенка жалко».

Сопровождавший ее «гуманист» все это время сидел в смежном помещении. Валентин даже хотел не делать ничего, а потом сказать, что все закончено. Но он вспомнил Любу и понял, что это невозможно. Он мог жертвовать собой, но адский расчет был точным: труднее жертвовать близким человеком, чем собой.

Потом он долгими бессонными ночами думал, что он мог бы сделать тогда, но не сделал. Мог вызвать милицию, мог пришить этого подонка, мог не делать операции, даже так, чтобы женщина думала, что операция была. Постепенно стало легче, но спустя месяцы и даже годы он иногда возвращался к тому дню и думал, что мог бы найти выход. Хотя его не было.

Та ночь изменила все. На следующий день, сидя в квартире Любы, он решил, что никогда больше не поставит ее под удар. Для этого нужно было сделать так, чтобы об их отношениях не знал никто.

Кроме того он решил, что должен сам диктовать условия, а потому позвонил Андрею Журбе — предводителю, так сказать, шефу Тихвинской группировки. Валентин попросил принять его под крышу, чтобы к нему больше не приставали с тем, чего он делать не может и не хочет. За это, естественно, тихвинцы получили право первой очереди и к тому же практически бесплатную медицину уровня Кремлевки. Хирург также предупредил Журбу, что работает по восстановлению, а не по уничтожению. Таковы его принципы. Убивать он не будет. Журба отнесся к взглядам Валентина Барханова сочувственно, и тому больше не приходилось делать ничего подобного.

Но тот день Валентин Петрович Барханов запомнил навсегда. Равно, как и лица: женщины и ее спутника, поигрывавшего пистолетом рядом с помещением, где проходила операция. Некоторое время Валентин мечтал встретить его на улице, проследить, где он живет, а потом… Но человек этот не встречался, и Валентин вспоминал о нем все реже. Как вдруг увидел его снимок в Интернете.

Теперь он знал, почему его хотели затравить собаками. Те, кому многое известно, знали о его ненависти к этому человеку. Он и не скрывал этого, особенно поначалу, в беседах с тем же Журбой или его братвой. А кто кому базар передает, кто ж его знает…

Они знали, что он молчать не станет, и у них было мало времени.

Поэтому Барханов бежал очень далеко, где, как ему казалось, его не смогут отыскать…

— Они тут! — вдруг воскликнул Барханов. — Это был… — крикнул он. Послышался шум борьбы, и все стихло. Запись оборвалась.

— Прослушаем еще раз, — попросила Эмилия Викторовна.

Снова в динамике зазвучали последние фразы, сказанные Валентином Бархановым. Самарин представлял, как это было. Хирург сидел с трубкой в руке и совершенно не опасался быть услышанным. Иначе он не стал бы так спокойно и подробно рассказывать свою историю. Он не ждал нападения и был уверен в том, что его не найдут, что ему удалось спрятаться достаточно далеко. Они появились незаметно, он хотел сообщить главное — имя человека, из-за которого за ним охотятся. Но не успел. Они оказались быстрее.