Валерий Воскобойников - Татуировка

— То есть вы считаете, что в среде чеченцев такого быть не может?

— К тому же есть правила поведения народа в рассеянии. Сейчас все более утверждается взгляд на чеченский народ как на повторяющий судьбу народа еврейского. Сегодня в диаспорах живет намного больше чеченцев, чем на своей земле. Так вот, у еврейского народа было золотое правило — не нарушать законов страны, которая его приняла, и содействовать процветанию этой страны… Хотя, конечно, отморозки могут быть в любой семье. И тут желательно тоже придерживаться старинного правила. Вы, возможно, слышали: «Дайте нам право иметь своих негодяев». Но этими негодяями нельзя мерить ни один народ… В моем подъезде коренной житель Петербурга, исконно русский человек Петя Иванов, каждый вечер мочится возле лифта. Но только ненормальный будет судить по нему обо всех петербуржцах и, тем более, о русском народе…

— А вы, Аскер Алиевич, ощущаете себя больше кем? — спросил вдруг Никита. — Я имею в виду: чеченцем или петербуржцем.

Они перешли уже разводную часть моста, и далеко внизу под ними, разбиваясь о каменные быки, стремительно неслись свинцовые воды Невы.

— Всем сразу, мой дорогой. — Цагароев улыбнулся. — В зависимости от того, кто в эту минуту терпит обиду. Чеченцем, петербуржцем, гражданином России, жителем планеты. И кроме того, сыном Божиим.

— Всем сразу?

— Естественно. И готов защищать любого из них, если он терпит бедствие. А вы разве нет?

— Пожалуй, и я тоже… У меня, правда, один дедушка наполовину татарин, а бабушка — с Украины…

— Это нормально. А что касается существующих на сегодня аномальных ритуалов, то такого, о котором вы спрашиваете, в России, к счастью, не наблюдалось. Думаю, это что-то иное — никакой не сатанизм, которым так любят пугать, не каннибализм и прочие страшилки… Советую вам поискать в мире, как бы точнее выразиться, суперизощренной современной культуры. Короче, это — не веяние варварского прошлого, а что-то современное, ну как, к примеру, серьга в брови или губе у нынешней молодежи. И еще — по слухам, появилась — только я предупреждаю: это всего лишь темные слухи — какая-то странная личность, которую именуют чеченцем. Я не знаю, кто он. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что личность эта опасна… Если он и в самом деле чеченец, то это — тот самый негодяй, на которого у каждого народа должно быть право… Попробуйте поискать около него.

— Сведения достоверные? — спросил Никита.

— Я вам сказал — это темные слухи.

— Но вы могли бы назвать координаты источника, который вам их сообщил?

— Могу. Южное кладбище. Номер могилы — не помню. Одна из свежих.

Они дошли до конца моста, и тут им дорогу преградил милицейский лейтенант. Не обратив на Никиту внимания, он поманил Аскера Алиевича пальцем к гранитным перилам набережной.

— Документы, пожалуйста.

Никита тоже полез было за своим удостоверением, но лейтенант требовательно проговорил:

— А вы проходите, не задерживайтесь.

В это время ученый заученным движением успел протянуть паспорт, и Никита решил вмешаться лишь в случае крайней надобности. Лейтенант долго листал паспорт, даже повернул боком, якобы вглядываясь в печать, затем насмешливо спросил:

— Куда это ты так разогнался, дед?

— В Эрмитаж, мой дорогой, — ответил с улыбкой мудрого старца Цагароев.

Они стояли наискосок от Эрмитажа, и группы иностранных туристов обходили их, словно речные струи неожиданное препятствие. ……

— Чего? — презрительно переспросил лейтенант. — В Эрмитаж? Его, что, для тебя построили? Гуляй дальше, дед. Твое дело — шаурму делать, на рынке торговать, какой тебе Эрмитаж? Сто рублей дашь, будет Эрмитаж.

— Лейтенант, перестаньте паясничать, — не выдержал Никита и достал наконец свое удостоверение, где он красовался при капитанских погонах. — Извинитесь перед всемирно известным ученым, профессором Цагароевым и освободите дорогу.

Его повелительные интонации подействовали на лейтенанта мгновенно.

— А чего, — заговорил он смущенно, — надо было сразу сказать, что профессор — в паспорте не написано. Ну извините, пошутил неудачно. — Лейтенант вернул паспорт, козырнул и важно разрешил: — Доброго пути. Эрмитаж — дело хорошее.

И хотя теперь лейтенант повел себя вполне корректно, Никита продолжал испытывать жуткий стыд.

— Необходимая процедура, — сказал он, чтобы сгладить неловкость.

— Да-да, — подтвердил Аскер Алиевич, — я привык и без паспорта не выхожу. Причем это я — пожилой человек, который родился в Ленинграде, здесь вырос и, не считая ссылки в Казахстан, тут и прожил большую часть своих лет. Меня останавливают почти ежедневно, а моих племянников-студентов проверяют на каждой станции метро. Но иногда это бывает трудно объяснить гостям. Представляете: я показываю наш город коллегам из Англии или Голландии, а у меня на каждом шагу проверяют документы. Как мне им это объяснить?