Михаил Вершовский - Молчание Апостола

Секретарь в строгой темной сутане распахнул перед кардиналом дверь, тут же выскользнул наружу и бесшумно закрыл ее за собой. Он успел мельком бросить слегка удивленный взгляд на черные шелковые перчатки на руках кардинала.

Могущественный генерал ордена иезуитов Адольфо Николас стоял у распахнутого окна главной комнаты служебного помещения, расположенного на втором этаже храма Святейшего Имени Иисуса, штаб-квартиры этой организации в Риме, подставив лицо лучам зимнего солнца. Фасад храма выходил на солнечную сторону. Он все-таки услышал движение у двери, закрыл окно, повернулся и мягко двинулся навстречу кардиналу Кшыжовскому.

– Ваше высокопреосвященство!

– Монсеньор! Слава Иисусу Христу! – произнес кардинал.

– Во веки веков! Аминь! – ответствовал генерал иезуитов.

Прелаты церемонно обнялись. Две маленькие шапочки едва не коснулись друг друга: красная кардинальская и лиловая архиепископская.

– Прошу садиться, ваше высокопреосвященство, – сказал Николас, отодвигая высокий стул, стоявший напротив его генеральского кресла, потом обошел стол и сел на свой «трон». – Итак?

– Contento de verle en buen estado de salud [5] Рад видеть вас в добром здравии ( исп. ). , монсеньор, – с улыбкой, давшейся ему нелегко, произнес Кшыжовский.

Он знал, что генерал-испанец любит, когда к нему обращаются на его родном языке, и хотел чуть подсластить пилюлю, которую тому предстояло проглотить. Очень горькую пилюлю.

– Тадеуш! – улыбнувшись и наклонившись вперед, обратился к кардиналу глава ордена. – Сколько лет мы знакомы? И сколько лет ты тайно состоишь в наших рядах, ad majorem Dei gloriam? [6] Для вящей славы Божьей ( лат. ). Девиз иезуитов. Неужели ты рассчитываешь на то, что проницательность генерала иезуитов можно так легко усыпить? Что стряслось? И прошу тебя: без предисловий.

– Что ж, монсеньор… Плохие новости из Греции. С Патмоса. Очень плохие. Врагу удалось жесточайшим образом убить двенадцать человек, судя по всему, из числа своих, и исчезнуть.

– И что же в этом плохого? Пусть бы перебили друг друга до единого. Нам ли о них плакать?

– Но есть опасность того, что в руках врага оказался крифиос [7] Крифиос – скрытое, не должное быть открытым ( древнегреч. ). . Ведь мы предполагали, что он укрыт где-то на Патмосе. А неизвестные грабители проникли в храм Пещеры Апокалипсиса и похитили икону «Святой Иоанн Богослов в молчании».

Ноздри генерала раздулись и слегка подрагивали. Опершись локтями в колени, он положил подбородок на ладони и покачал головой. Видно было, что Адольфо Николас едва сдерживается.

– Крифиос?! Тебе ли не знать, что будет, если правда выплывет наружу? И на что пришлось идти верным слугам Церкви, чтобы этого не произошло? О, ты знаешь, Тадеуш, конечно, знаешь. Или забыл? Ну что ж. Освежить память в любом случае не помешает. – Он встал и принялся расхаживать по комнате вдоль длинного стола, заложив руки за спину. – Страшная и опаснейшая тайна уже едва не была раскрыта и обнародована. Дважды. Что я говорю – трижды! Первый раз ее хотел поведать urbi et orbi [8] Городу и миру ( лат. ). «народный Папа» Иоанн Павел Первый. Чистейшей души человек. Но… Известно ведь, самая чистая вода – дистиллированная. Но пить ее бесполезно, жажды не утолит. Всюду есть грань, предел, финальная, наиглавнейшая цель. Для всех нас это Церковь, ее непоколебимость, ее влияние. – Подойдя к одному из портретов, висящих вдоль длинной стены, он поклонился и быстро, одним движением, перекрестился. – Генералом ордена тогда был Педро Аруппе, мой выдающийся земляк, пусть и баск, но великий христианин. Я никогда не видел, чтобы ему не удалось переубедить кого угодно, сделать своим сторонником. Но Папа был слишком популярен у «простецов». И явно искал популярности еще большей. Ты скажешь, что грешно обсуждать и тем более осуждать поступки святого, но мы-то с тобой давно не дети в ватиканском мирке, понимаем, что канонизирован – еще не значит свят. Так что даже таланты монсеньора Педро не помогли.

– Помогли знатоки ватиканской медицины? – с кривой усмешкой спросил кардинал.

– А кто и что выше – Папа или Церковь? Тридцать три дня на троне. С двадцать шестого августа по двадцать восьмое сентября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Что тут сказать? Нам с тобой, сам понимаешь, и этого не видать. Тридцать три дня. Зато и любовь народная, и смерть мгновенная – инфаркт, я полагаю – и скорбь вселенская, и канонизация…