Наталья Никольская - Гузи-гузи

– Так-то оно так, – Вершинина наконец прикурила сигарету от своего дракончика и выпустила дым к потолку, – только вот все наши с тобой рассуждения бесполезны – клиента у нас нет.

Тут Алискер хитро улыбнулся.

– А мне кажется, что наш клиент просто не хочет уронить своего так называемого «достоинства», и его сердечный приступ – всего лишь игра, не более. Он попал в затруднительное положение и не нашел быстрого решения, поэтому, для того чтобы выиграть время, симулирует болезнь.

Вершинина оценила это довольно жесткое, но вполне правдоподобное замечание своего секретаря-референта относительно фрустрации «потенциального клиента».

– Ну, пошли, взглянем на нашего «Александра Великого», – Вершинина встала и стремительной походкой направилась к выходу. Алискер последовал за своей начальницей.

Войдя в дежурку, они застали «больного» сидящим на диване со стаканом чая в руке. Болдырев с Антоновым-старшим о чем-то тихо переговаривались, наклонясь друг к другу через стол.

– Что-то сердце прихватило, – извиняющимся голосом произнес Буторин, – но сейчас уже лучше.

– Может, нужно вызвать «скорую»? – обратилась к нему Вершинина.

– Нет, нет, – запротестовал Буторин, – это ни к чему. Через две минуты я уйду.

– Если вы перемените свое решение, я готова продолжить наш разговор.

– Хорошо, я подумаю, – пошел на попятную Игорь Семенович.

Величественно развернувшись, Вершинина вышла из дежурки. Алискер, подождав, когда она скроется за дверью, подошел к пульту, полистал регистрационный журнал и, обращаясь к Антонову, спросил:

– Шурик, как дежурство, все спокойно?

– Порядок, господин Мамедов, – сострил Антонов, – наши двери – самые двери в мире.

– Так мы вас ждем, Игорь Семенович, – Алискер повернулся к Буторину и улыбнулся, – заходите.

Буторин только молча кивнул в ответ.

– Все о`кей, Валентина Андреевна, – весело сказал Мамедов, входя в кабинет. – Клиент, как говорится, созрел.

– Созрел, так созрел, что ты так радуешься? Чувствую я, придется нам помучиться с этим клиентом.

– По крайней мере, с шефом проблем не будет. А с Буторина, я думаю, вы сумеете немного сбить спесь.

– Такой задачи я не ставила, просто не люблю напыщенных индюков, не видящих дальше собственного носа. Может, как специалист, он что-то из себя представляет, не знаю, но вот руководить целой отраслью экономики, он ведь, кажется, министр энергетики области, ему явно зря доверили.

«Вскоре в дверь тихо постучали.

– Войдите, – я хоть и предполагала, что это Буторин, все-таки не ожидала от него подобной деликатности.

Может, еще кого нелегкая принесла?

Но, к моему вящему удивлению, это был министр энергетики.

– Вам действительно лучше? – решила я ему подыграть из самых благородных чувств.

– Да, не беспокойтесь, – «мнимый больной» уселся на заждавшийся его стул.

– Может, сядете в кресло, вам будет удобнее, – я не сводила с него глаз. Меня всегда жутко интересовали перемены, происходящие за краткие временные отрезки с людьми, подверженными внезапным скачкам настроения и разного рода вулканическим извержениям.

В то же время Буторина нельзя было назвать импульсивным человеком, скорее всего в основе произошедшей с ним метаморфозы лежало осознание им того простого факта, что отступать некуда, что рано или поздно на те же вопросы, которые ему задавала я и которые столь болезненно отозвались на его самолюбии, ему неизбежно придется ответить в другом месте, если он, конечно, не откажется от поиска «драгоценной» кассеты.

Чудесное превращение, случившееся с Буториным, не было следствием раскаяния, ведь оно предполагает, как я думаю, не озарение, когда человек ударяет себя кулаком по лбу, восклицая: «как же я был неправ!», а выработанную в процессе постоянных размышлений о степени нравственности своих поступков привычку к самоанализу.

Одному Богу известно, насколько это кропотливый труд!

В случае же с Буториным, как мне кажется, мы имели случай определенного рода мимикрии, некоего приспособления к обстоятельствам.

Я решила не задавать с ходу «больному» травмирующих его вопросов.

– Игорь Семенович, – начала я, – не могли бы вы коротко рассказать о своих домашних?

– О членах моей семьи? – туповато переспросил он, высокомерно приподняв брови.

Ну вот, пошло-поехало, – с горечью подумала я. Прямо не общение с заказчиком, а психотерапевтический сеанс с душевно больным!