Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

В квартире она долго снимала сапоги. Маялась от сознания собственной неполноценности и одергивала голубенький свитерок, который слишком ее обтягивал — все складки в ненужных местах неприлично вылезали из него в разные стороны. И причесаться ей хотелось, и губы подмазать розовой помадкой — наверное, поживее бы выглядела, если бы причесалась и подмазала!

А потом она вдруг обиделась. Зачем она так старается? Зачем натягивает свитерок? И какая разница этому человеку, напомажены у нее губы или нет?! Может, она хочет на него впечатление произвести?! Показаться лучше, чем она есть на самом деле?!

Даже если она станет лучше в миллион раз, ему-то какая разница?! Им, живущим в Луврах, простые смертные ни к чему! И как простые смертные ничего не знают о богах, так и боги вряд ли догадываются о том, что простые смертные в принципе существуют в природе.

— Вероника Павловна, где вы застряли?

— Проходите, проходите, — сказал из-за ее спины водитель Гена. — Во-он туда, прямо, а потом налево заворачивайте! Там кабинет.

Вероника пошла прямо, а потом завернула налево и еще какое-то время шла, старательно не глядя по сторонам, и наконец дошла до единственной распахнутой настежь двери. Олег Петрович стоял посреди огромного, но тем не менее уютного пространства. Громадных размеров стол на львиных лапах царил посередине этого пространства, и вокруг были книги, море книг, от пола до потолка, и деревянная стремянка с латунными ручками, и какие-то портреты, и еще, кажется, бюро, и еще что-то, как раз в духе Лувра — почему-то Вероника зациклилась на Лувре.

— Вот что я хотел вам показать.

Небольшая икона лежала на столе, и, повинуясь знаку Олега Петровича, Вероника подошла и посмотрела.

— Преподобный Серафим Саровский, — тут же сказала она. — Но я не знаю этого списка.

— Я знаю, что Саровский, — ответил Олег Петрович. — А больше ничего не знаю. Может, вы посмотрите получше?..

Моментально позабыв о том, что должна одергивать свитер, который выставлял ее в невыгодном свете, о ненакрашенных губах, о волосах, которые ей все хотелось причесать, о Лувре, Вероника подошла и взяла икону в руки.

От нее как будто шли тепло и свет.

Вероника взяла ее в руки и взглянула на доску. Потом перевернула и посмотрела с другой стороны.

— Откуда у вас эта икона?

— Из шкатулки.

— Выходит, шкатулка у вас?!

— Василий Дмитриевич показал мне икону, и почему-то мне очень не хотелось ее оставлять у него. Я попросил, чтобы он мне ее отдал на какое-то время. Ну, чтоб я мог показать специалистам. Мы договорились, что я верну икону через несколько дней. И потом его убили.

— Убили, — повторила Вероника.

Старец смотрел на нее с иконы внимательно и серьезно. Вероника тоже посмотрела на него внимательно и серьезно.

— До наших дней прижизненные изображения не дошли, — сказала Вероника. — По крайней мере, так считается! Он не часто соглашался на то, чтобы его рисовали. Есть даже знаменитая фраза: «Кто я, убогий, чтобы писать с меня вид мой? Изображают лики Божий и святых, а мы — люди, а люди-то грешные!» Все позднейшие портреты написаны по памяти. Купцу Миленину из Курска преподобный сам подарил свой портрет и еще фрейлине Поликарповой, она была его духовной дочерью, но где эти изображения — никто не знает.

Вероника еще посмотрела, даже отошла в сторону с иконой в руках. Олег наблюдал за ней.

— Работа явно не новая, — наконец сказала Вероника. — Я не знаю. Нужна экспертиза, а так… трудно сказать.

— Но это может быть прижизненным портретом?

— Да говорю же вам, что их не сохранилось! — Вероника рассердилась. — По крайней мере, о них ничего не известно, и никто никогда их не находил! Понимаете?! Никто и никогда! Как икона могла попасть в шкатулку?! Кто мог туда ее положить?

— Если шкатулка принадлежала семейству Демидовых, значит, это кто-то из них.

— Или кто-то, у кого коллекция оказалась после революции. Или музейный сотрудник, который знал и о шкатулке, и об иконе! После революции иконы не жаловали, как вам известно, и вполне возможно, что ее спрятали, чтобы сохранить.

Она любовно перевернула икону и посмотрела на батюшку Серафима.

— Хорошо известно, что даже от гравюр с изображением преподобного случались чудеса и исцеления. Если это прижизненный список, вы стали обладателем сокровища, Олег Петрович.

— Я не стал, — возразил Олег. — Я просто взял ее, чтобы показать специалистам. Обладателем сокровища хотел стать тот, кто убил Василия Дмитриевича. Тот, кто заказал ему коллекцию. Собственно, вся кража коллекции затевалась только ради этой иконы.