Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

В конце прохода был стол, а на нем лампа. Под лампой лежал толстый журнал, в котором полагалось отмечать, с какой именно вещью и кто именно сегодня работал. Федор ощупью добрался до стола, пошарил по пыльной поверхности, сваливая на пол какие-то бумаги, разлетавшиеся с тихим шелестом, и зажег свет.

Место коллекции было в ряду у стены, под самым потолком. Там были натянуты красно-белые ленточки, привязанные к стульям, — должно быть, милиция натянула, обозначила «место преступления»!

Недолго думая, Федор присел на корточки перед стеллажом, расстегнул сумку, освободил ценности от газет и как попало засунул серебро и бронзу в самый низ, за ящики с какой-то посудой. Кувшин не входил, высоты не хватало, и Федор просто положил его на бок и подпер чем-то, чтоб не укатился.

Он вскочил с колен, подхватил опустевшую сумку, помчался по проходу, вернулся, чтобы выключить свет, и хранилище снова провалилось во мрак.

Осторожно приоткрыв дверь, Федор выглянул в коридор, покрутил головой — волосы лезли в глаза и мешали смотреть. Никого не было в коридоре, должно быть, те прошли дальше!.. Он вышел, закрыл за собой дверь, подождал, пока щелкнет замок, и стал подниматься по лестнице.

Руки у него немного дрожали.

В коридоре наверху тоже никого не оказалось, и ничего не было слышно за узкой дверцей с надписью «Служебный вход»… Чтобы удостовериться, что с Викторией все в порядке и она ушла, Федор выглянул в гардероб.

Иван Ильич сидел на своем стульчике за рядами пустых вешалок, вокруг него суетилась смотрительница и колыхалась тучная администраторша, и пахло то ли валерьянкой, то ли ландышевыми каплями, которые иногда принимала его бабушка. Виктории не было видно.

Все в порядке.

Все еще не веря в успех и не понимая, как это все у них получилось, Федор вернулся к себе в отдел. Сумку он засунул в стоявший в коридоре старинный шкаф с документами.

Марья Трофимовна была одна, «девочки» разошлись по домам.

— Вы не сбежали? — холодно поинтересовалась начальница, завидев его. — Я была уверена, что вы сбежите!

— Марья Трофимовна, — сказал Федор Башилов, — я сейчас спускался в хранилище. По-моему, вы что-то недосмотрели. Коллекция на месте.

Она смахнула с носа очки для «близи», которые беспомощно повисли на цепочке, и водрузила очки для «дали». И уставилась на него.

— Кто вам разрешил пойти в хранилище?!

— У меня же пропуск не забрали! Я решил… поискать сам и нашел.

— Что вы нашли?!

— Часы, распятие, поднос с кувшином, кофейник и чернильный набор. Шкатулки я не видел, но, может быть, она тоже где-то там.

— Этого не может быть, — слабым голосом сказала начальница.

— Пойдемте посмотрим, — предложил Федор Башилов.

Когда Вероника вышла из музея, было уже довольно поздно.

По всей Волхонке горели фонари — успокоительным, легким, веселым светом! — и снег валил. Целые горы белого, чистого, уже предвесеннего снега! Казалось даже, что мороз отступил, потеснился, давая место этому снегу, очистительному и густому, с которого должна начаться новая светлая жизнь.

Коллекция нашлась — эта новость моментально облетела всех оставшихся в музее сотрудников. Петр Ильич лично проверил ее сохранность. Недоставало только шкатулки, но после того, как коллекция обнаружилась, все решили, что шкатулка просто куда-то задевалась, ведь недавно прорвались трубы и ящики с ценностями пришлось перетаскивать с места на место!

Директор принес извинения милиции и назначил совещание, на котором настоятельно рекомендовал отделу русского искусства провести инвентаризацию и сделал еще кучу каких-то распоряжений, очень строгих, понятных и логичных, и, должно быть, абсолютно правильных.

Предстояли разбирательства, собрания и, возможно, даже выговоры «за халатное отношение к работе», но все это не шло ни в какое сравнение с ужасом, который вдруг отступил, сгладился, как будто снег накрыл его.

Все хорошо, повторяла про себя Вероника.

Коллекция вернулась, шкатулка найдется, Федора не посадят в тюрьму!.. Все хорошо, и все это благодаря человеку, который сегодня утром пил у нее в квартире чай с молоком!..

Умный, замечательный человек, на которого ее сын смотрел, как на бога.

Никто никогда не помогал им, и Вероника привыкла жить с ощущением, что «они сами справятся, и им никто не нужен», и чувство благодарности, восторга, почти любви к Олегу Петровичу, такому незнакомому и чужому, было для нее совершенно новым.

Раздумывая о том, как все вдруг стало хорошо, и еще о том, что нужно бы купить чего-нибудь вкусного к ужину, хотя денег маловато и до зарплаты далеко, она пошла было по Волхонке к автобусной остановке, но тут ее окликнули: