Душан Митана - Конец игры

Он смотрел в зеркало на свое лицо со шрамом, это же не только моя вина, это же не только моя вина, повторял он, как заклинание, смотрел в зеркало и думал о днях, ночах, неделях, месяцах и годах — о том времени, которое придет.

Наконец начал бриться.

«…Представленный случай действительно частный-с! Но ведь вот что при этом, добрейший Родион Романович, наблюдать следует: ведь общего-то случая-с, того самого, на который все юридические формы и правила примерены и с которого они рассчитаны и в книжки записаны, вовсе не существует-с, по тому самому, что всякое дело, всякое, хоть, например, преступление, как только оно случится в действительности, тотчас же и обращается в совершенно частный случай-с; да иногда ведь в какой: так-таки ни на что прежнее не похожий-с», — говаривал Раскольникову пристав следственных дел Порфирий Петрович, в другой раз добавив: «Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое…»

Случай, о котором поведал словацкий писатель Душан Митана (он родился в 1946 году, и «Конец игры» (1984) — его четвертая книга), тоже частный и ни на что прежнее не похожий. Фантастический, мрачный, но уже нашего времени случай. И охарактеризовать его, несколько изменив название романа Достоевского, можно так: «преступление без наказания».

Герой Митаны отнюдь не «новоявленный Раскольников». Но думается, не случайно все же на страницах книги возникает неприкаянная тень героя Достоевского, придя сюда, правда, не непосредственно из «Преступления и наказания», а из романа современного американского прозаика Джозефа Хеллера «Поправка 22», где на примере действий эскадрильи ВВС США, базирующейся в годы войны в Италии, гротескно обнажается действие механизма косных и разрушительных сил, пытающихся возвести абсурд в незыблемый закон бытия, превращающих в «безумный, безумный мир» общество, что высокомерно мнит себя наиболее «правильно» устроенным.

Как раз то место, где упоминается Раскольников, оказалось отчеркнутым Геленой Барловой в книге, которую напоследок держала она в руках. Читателю всякого произведения (а тем более такого, где использованы приемы детектива) надлежит придавать значение подобным деталям и намекам автора. Не пройдем мимо них и мы, так как в структуре романа Митаны они играют немаловажную роль.

Роман довольно необычен по форме: здесь смешаны в разных пропорциях многие художественные начала. К социально-психологической основе в этом «коктейле» добавлены для пикантности криминальная интрига, ирония, элементы пародии, гиперболы и просто интеллектуальной игры с читателем. Хорошо владея литературной техникой, Митана знает, как вовлечь в эту игру читателя, заставив его на что-то обратить внимание, мобилизовать свою память или воображение, да и попросту — сделать так, чтобы ему не было скучно. «Митана серьезный автор, — парадоксально-точно заметил проницательный словацкий литературовед Ян Штевчек. — Поэтому его роман… нельзя принимать всерьез».

Ведь действительно, если разобраться, убийство, происходящее в книге, не слишком похоже на «настоящее» — скорее оно театральное, условное. Условны во многом и выведенные на сцену персонажи: «Конец игры» вполне может быть назван своего рода «романом масок». Но безусловна серьезность проблем, волнующих Душана Митану и поставленных им в своем повествовании.

Описанное убийство — следствие трагического непонимания людьми друг друга. А такое роковое непонимание создает опасное, чреватое взрывом напряжение и между целыми странами, народами. Оно может быть губительнее, чем та неполадка в пентагоновском компьютере, о которой читает герой Митаны в газетной заметке, броско озаглавленной «Почему смерть ощерила зубы». В авторском послесловии к книге сказано: «Сегодня, когда максимально возросла угроза существованию не только отдельного человека, но и всей цивилизации, писатель может и должен — поскольку литература не цель, а средство — использовать все имеющиеся в его распоряжении возможности для защиты человека, находящегося в опасности…» Немалую опасность для людей, для нравственной атмосферы на планете, как справедливо считает словацкий прозаик, представляет и пристально рассматриваемый им социальный тип.

Если опытный криминалист и психолог капитан Штевурка у Митаны в силу своих служебных обязанностей должен руководствоваться уголовным кодексом, то параллельное (а по сути, основное) следствие — средствами искусства — писатель ведет, исходя из кодекса морального. Это вымышленному капитану необходимо доискиваться, кто нанес смертельный удар кухонным ножом журналистке Гелене Барловой. А сам автор сразу выставляет убийцу на суд читателей, предлагая вглядеться в черты его характера, которые особенно выпукло проступают под «увеличительным стеклом» экстремальной ситуации.