Кирилл Шелестов: Уротитель кроликов

— А зато я себе герб заказал, — похвастался Вася, откидываясь в кресле и не без самодовольства поглаживая бородку. — Для своего дома на Кипре. Прибью прямо на входе.

— Какой еще герб? — не удержался я.

— Родовой, какой же еще! Дворянский!

— А ты разве дворянин? — удивленно поинтересовался Храповицкий.

— А черт ее знает! — пожал Вася плечами и провел ладонью по волосам, приглаживая и без того аккуратную прическу. — Может, и дворянин. Я же ни у кого не спрашивал. — Он подул на лацкан пиджака и смахнул несуществующую пылинку. — В любом случае, герб-то не помешает. Солидно. Будет написано по-латыни: Шишкин. Василий. Золотыми буквами. На голубом поле. А по краям розы. Десятку баксов отдал специалистам по гербарике…

— По геральдике, — поправил я. — Наука о гербах называется геральдика. А гербарии дети в школе составляют.

— Хватит умничать, — отмахнулся Вася. — Дизайн-то я все равно оставил свой. Ну так что: берем?

Вася был поразительным идиотом. До серьезных дел Храповицкий его не допускал, если не считать серьезным делом вызов проституток для массовых гуляний.

И хотя о том, что творится на фирме, Вася имел представление самое смутное, жажда деятельности его порой распирала. Со своими дурацкими каталогами он заявлялся на наши совещания вне зависимости от степени их важности. И тут же начинал убеждать нас приобрести старинные ружья на аукционе в Лондоне или обзавестись спутниковыми телефонами, которые позволят нам общаться друг с другом на глубине четыреста метров.

Изгнание Васи из фирмы было лишь вопросом времени. Поступить так сейчас Храповицкий не мог, поскольку не хотел оставаться один на один с Виктором Крапивиным, их третьим партнером, ревниво следившим за тем, как Храповицкий забирает все больше и больше власти. Вася был его преданным, хоть и нетрезвым союзником в постоянной, скрытой войне с Виктором.

Кстати, появления Виктора в кабинете я ждал с минуты на минуту. Стоило нам где-нибудь собраться, как он тут же возникал рядом. Очевидно, боясь допустить нашего сговора. А чем еще нам заниматься, как не сговариваться против Виктора?

Зато, когда я однажды обнаружил жучки у себя дома, мне не нужно было гадать, кем они установлены.

А вот на производственные совещания Виктор не ходил — это была заведомо проигрышная для него ситуация. Если бы он начал открыто противоречить Храповицкому и заступаться за директоров, некоторые из которых были его людьми, разногласия между главными партнерами стали бы очевидными для всех, тогда как сейчас о них знали лишь посвященные.

А если бы Виктор молчал, это лишь подчеркнуло бы ведущую роль Храповицкого. Зато Вася присутствовал на них с удовольствием, хотя и ничего не понимал. Ему нравилось представительствовать. Да и смотрелся он неплохо.

Виктор появился на пороге минут через пять после меня. Он был среднего роста, лысеющий, плотный, темноволосый, синеглазый, с довольно правильными чертами лица и нездоровой красноватой кожей в оспинах.

— Привет. Как дела? — с привычной нарочитой бодростью бросил он, пожимая нам руки. И обращаясь ко мне, добавил: — Грабишь Родину?

— Ну что ты, — ответил я скромно. — Грабите вы. Я пытаюсь ее спасти.

Виктор не выносил меня на дух, считая, что Храповицкий пригласил меня на работу лишь для того, чтобы ослабить его, Виктора, позиции в империи.

Считал он в целом правильно. Я был не самым ленивым сотрудником. Поэтому, хотя он являлся партнером, а я всего лишь мальчиком на побегушках, но исход дела подчас решало мое слово.

Все четверо мы были на «ты». Обнимались при встречах, не реже раза в неделю собирались вместе с постоянными или совсем непостоянными подругами и время от времени шумно загуливали за границей. Но друзьями мы, конечно же, не были.

— Ну, так что там с Пономарем? — спросил у меня Виктор, пропуская между ушей мою последнюю реплику. — Ты выяснил, кто его взрывал?

Александр Сушаков, по прозвищу Пономарь, был некогда близким другом Виктора, с которым они вместе начинали свой тернистый жизненный путь в торговле. Пономарь служил директором магазина, где Виктор в молодости совершенствовался в рубке мяса. Их творческая активность в сочетании с неугасимой алчностью через некоторое время превратила их во владельцев едва ли не всех пивных баров и ларьков в городе.

Пиво они разбавляли столь же неутомимо, как прежде воровали мясо. К началу новой русской революции оба были уже вполне богатыми людьми, что позволило им открыть банк. Который вскоре рухнул, похоронив под своими руинами не один десяток миллионов долларов. И пока многочисленные акционеры, состоявшие в основном из государственных предприятий, отчаянно боролись за остатки своей собственности, Крапивин и Пономарь покинули Россию и полгода лечили душевные раны обустройством поместий за границей.