— Не понял, — гордо отвечаю. — Почему такой базар, если роман ещё не написан. — И вспоминаю. — Как мне известно, группой, так сказать, молодых «писателей» создано выдающиеся произведение современности под названием «История херарезации России». Выдающиеся по оплате труда.
— Молчать! — взвизгивает мой оппонент.
— …почти в полмиллиона баксов.
— Молчать, я говорю! — и со всех сил шваркает рукопись на стол.
И я вдруг все понимаю и торжествующе воплю;
— Так, значит, я свой роман напишу? Напишу?!
От моего победного крика лектора передергивает, он морщится, как гном, которого придавило грибом, потом со злобой нажимает потайную кнопку вызова. В камеру вваливается громила с краснознаменной рожей, жующей сухую тараньку. Смотрит на меня мелкими рецедивистскими глазенками.
— Ну-с, Гунченко, объясните гражданину в какой он свободной республике проживает. Имеет честь проживать-с!
— Это можно! — и многопудовый кулак тыркается в меня.
Я отлетаю в ночные звезды, в межгалактическое пространство, к черту на кулички. Потом удается открыть глаза и я слышу участливое:
— Ну-с, будем уважать Власть, Лопухин?
— Какую власть?
— Власть молодых, понимаешь, выдвиженцев.
— Этих мудозвонов, «писателей», с позволения сказать.
— Гунчено! — рычит мой истязатель. — Сделай из него фрикасе, понимаешь.
— Не надо, — воплю, — из меня делать фрикасе. Говорите, будем, значит, будем!
— Что будем?
— Уважать этих лоснящихся мудозвонов, не чующих страны?!
— Гунченко!
— Тьфу ты, Господи! — ору я, улетая от удара в угол камеры. — Может, хватит, е' вашу мать! Это что, демократия?!. Если я не совсем правильно разбираюсь в ней, пусть меня поправят, только зачем такими методами.
— Слушай ты, херов папарацци, — цедит человечек сквозь зубы. — Народ нашу власть любит. Мы народ сделаем счастливым. Счастливым!..
— Не программой ли $?
— Заткнись! Народ тебя, сучий потрох, не позволит грязными руками трогать святое!
— Это программа $ — святое? — удивляюсь я. — Тогда простите-простите…
— Народ лучше знает, что ему нужно. На данном этапе исторического развития.
— А где этот народ?
— Там, — и тыкает лекторский палец вверх. — Свободный и довольный, гуляет над твоей головой. В день Города. А ты здесь будешь гнить!
— Но за что? За что?
— Опять не понял?.. Гунченко!
— Понял-понял.
— Что?
— Все.
— А конкретно.
— Роман писать не… не… не…
— Ну-ну?
— … нежелательно!
— Молодец! А еще?
— Не… не знаю?
— А если подумать?.. Вот что ты сейчас делаешь?
— Сижу.
— Нет, ты думаешь, сидя, — лектор клацнул костяшкой счетов. — А думать мы тебе категорически запрещаем! Раз! — И снова клацание костяшки. — За тебя есть кому думать! Два!.. — Клацание костяшки. — И три! Должен признаться, что ты верблюд! — Клац-клац-клац.
— А почему верблюд?
— Потому, что он не думает, — хихикнул рыжеватый плюгаш. — И не гонобобелится, как некоторые, а идет, куда ему указывают путь.
— Разрешите с вами не согласиться, это уже не демократия…
— Демократии хошь, сука! — взвизгнул подземный человечек и шлепнул изо всех сил ладошкой по рукописи — и та неожиданно взорвалась ярким обжигающим фейерверочным пламенем.
И я просыпаюсь: в кабинете появляется служивый человек в униформе, он открывает плотные шторы — и утренний солнечный свет режет глаза. Я морщусь — проклятье, что за сны и видения? И такие, что не знаешь, где лучше жить: во сне или наяву. Может, вся моя жизнь снится? А я не догадываюсь об этом? Хотя если это сон — то не слишком удачный. Впрочем, жаловаться не приходится — мы разгадали загадку, превратив «S» в «$». И что? На этот вопрос я получаю ответ у энергично появившегося Хулио. Он свежевыбрит, благополучен и весел, сообщает последние новости: папарацци выехали на объект, нас интересующий, и есть сведения о том, что господин Sodos вновь прибывает в славянскую столицу. Через два дня.
— И что?
— А то, Ваньо, что будут запускать «Программу „$“».
— Без дискетки?
— А вот этого я не знаю, — развел руками. — Возможно, есть резервный вариант запуска, да? Не знаю-не знаю… Но мы поднимем такой шум в прессе, ой-ей-ей!..
— Ты о чем, Хулио? — не понял я.
— Как о чем? О мировом скандале? Мои папарацци сработают по полной программе!
— И это все?
— А тебе этого мало, Ваньо?
— Мало.
— А что ты хочешь?
— Поднимай эту свою ООТН, так?
— Организацию освобождения?..
— Вот именно.
— Ваньо, не сходи с ума. Давай сначала разберемся, а после… трудовые, так сказать, массы.
Читать дальше