Владимир Соловьев - Матрешка

Вгляделся внимательнее в то, что когда-то, всего два месяца назад, было молодой женщиной, и обнаружил под левой пудью расползшееся пятно. Не бывшая ли это родинка? — спросил я. Судмедэксперт подтвердил. Тогда я сказал, что как раз в этом месте у моей жены тоже было родимое пятно. Уверен ли я? Посомневавшись для вида, сказал, что, хоть стопроцентной уверенности у меня нет, склоняюсь к тому, что это Лена: рост, возраст, родинка. Тут же поправился:

— Труп Лены.

Только произнес, передернуло от собственных слов. Будь суевернее, никогда бы не решился.

— Теперь, ввиду наличия corpus delicti, вы меня арестуете? — поинтересовался я у мадемуазель Юго.

— Вы этого хотите? — подивилась мамзель. — Не пойму, зачем вам?

— Так я арестован или нет?

— Видите ли, — уклончиво сказала мадемуазель Юго, — само ваше желание быть арестованным кажется мне странным, если не подозрительным.

— У меня такого желания нет. Я не мазохист, не самоед.

— Вы признали в трупе свою жену, хотя по всем параметрам труп неузнаваем.

— А родинка?

— Мало ли. Да и где гарантия, что вы сказали правду о родинке? А спросить больше некого.

«Как это некого!» — чуть не вырвалось, а вслух произнес:

— Если труп неузнаваем, зачем вы меня сюда вызвали?

— Потому и вызвали. Чтобы проверить — признаете вы в неузнаваемом, полуразложившемся трупе жену или нет?

— К чему все эти игры? — поморщился я.

— Вот это как раз мне и интересно.

— Ничем не могу помочь.

— Не можете или не хотите?

— Не обязан.

— Не обязаны, — согласилась мадемуазель Юго и развела руками. — Да, забыла сообщить — утопленница была беременна.

— В трупе обнаружен трехмесячный фетус, — подтвердил патологоанатом.

Голову даю на отсечение, что адреналин в этот момент подскочил у меня в крови, — неопознанный труп, невостребованное тело, а тут еще фетус! Но я и виду не подал.

— Тем более жаль, — сказал я.

— Что странно — у вас нет никакой реакции на смерть жены, — добавила мадемуазель Юго.

— И не считаю нужным ее симулировать. Сызмальства терпеть не могу театр — за версту несет фальшью. Да и какой из меня актер? Увольте — напускать на себя эмоции не стану. Если нас что и связывало последнее время, так только взаимное раздражение и рутинные скандалы. Это, однако, ровным счетом ничего не значит. К примеру, у нас с вами тоже натянутые отношения, но, как вы догадываетесь, я не собираюсь вас тюкнуть. Спасибо за corpus delicti, а я вам, в свою очередь, хочу напомнить о еще одном юридическом термине: презумпция невиновности. Я свободен?

— Свободны. Но не от подозрений.

— Я не убивал Лену.

— Убийства бывают разные, — неопределенно сказала мадемуазель Юго, сверля меня взглядом сквозь окуляры. — Умышленные и непредумышленные, сознательные и бессознательные, прямые и замаскированные. Есть еще множество других возможностей. Скажем, заговор.

— Заговор?

Мамзель не ответила на мой вопрос, предоставив самому отгадать, к чему она клонит и что разумеет под словом «заговор».

— Как насчет похорон? Через несколько дней вы сможете забрать тело.

— Я предпочел бы где-нибудь здесь, — сказал я, поражаясь собственному бесчувствию.

Домой возвратился поздно, но моя Танюша не спала — дожидалась. Как только спровадил беби-ситтершу, Танюша тут же спросила:

— Ты видел маму?

Мне стало как-то не по себе — тут же вспомнил беременный труп. Как рассказать обо всем Танюше, как подготовить мою малышку к смерти Лены? И тут только до меня дошло, что Танюша не могла знать о трупе, а говорила о живой Лене, уверенная, что та жива. И это несмотря на то что сама говорила мадемуазель Юго!

— Откуда ты взяла? Я ее не видел.

— Но ты был там, где она исчезла!

— Ты что, думаешь, мама эти два месяца гуляла в лесу и собирала ягоды с грибами? Так бывает только в сказках.

— А как же, когда она заблудилась в лесу маленькой?

— Несколько дней, а не два месяца.

— Но она вернется к нам?

Что мне ей ответить? Я мог бы, конечно, сказать, что «нет, никогда» или более обтекаемо «не знаю», но не посмел лишать мою дочурку толики надежды:

— Рано или поздно. Я надеюсь. А сейчас пора спать. Танюша тут же заснула, а я, хоть и принял лошадиную дозу снотворного, вертелся несколько часов кряду, а под утро мне приснилась беременная Лена в виде русалки, с косами и вплетенными в них водорослями. Она тянула ко мне руки и молила не убивать ее второй раз, а я все наступал и наступал, и внизу за ней буйствовал океан. В конце концов я столкнул ее со скалы, но в последний момент увидел, что это не Лена, а мадемуазель Юго. Экий бред! У Лены никогда не было кос — длинные, ниспадающие на плечи волосы: как стадо коз, спускающееся с горы, сказал бы анонимный автор всемирно известного произведения, если только это не ав-торша. А у мадемуазель Юго короткая прическа «под мальчика». И при чем здесь мадемуазель Юго! Не пора ли обратиться к психиатру?