Морье Дю - Французов ручей

Прошло, наверное, очень много времени. Какие-то люди склонились над ней, подняли на руки, понесли. Кто-то смыл кровь с ее лица и шеи, подложил под голову подушку. Она слышала неясные мужские голоса, тяжелый шум шагов. Затем во дворе простучали копыта -- должно быть, кто-то уехал. Часы на конюшне пробили три раза.

В голове ее шевельнулась смутная, тревожная мысль: Она попыталась подняться, но тут же снова упала на подушку. За окном было темно, мелкий дождь стучал по стеклу. В конце концов усталость сморила ее, и она заснула глубоким, тяжелым сном, а когда проснулась, шторы были уже раздернуты, в окно врывался дневной свет и Гарри, стоя подле нее на коленях, неуклюже гладил ее по волосам. Глаза у него были встревоженные, он пристально всматривался в ее лицо, время от времени всхлипывая, словно ребенок.

--Ну как ты, дорогая? -- спросил он. -- Тебе лучше?

Она непонимающе посмотрела на него. Виски ломило, в голове билась тупая, ноющая боль. Зачем он стоит на коленях? Зачем он ведет себя так смешно и нелепо?

--Роки умер, Дона, -- произнес Гарри. -- Мы нашли его на полу с переломленной шеей. Бедный Роки, он был моим самым лучшим другом!

По щекам его заструились слезы. Дона молча смотрела на него.

--Он спас тебе жизнь, Дона, -- продолжал Гарри. -- Он пытался защитить тебя от этого подлого пирата. Он дрался с ним один на один, в темноте, дрался, несмотря на рану в боку, чтобы ты, дорогая моя, любимая моя девочка, успела добежать до спальни и предупредить нас.

Дона не слушала его. Она приподнялась на кровати и посмотрела в окно, за которым разгорался яркий, погожий день.

--Который час? -- спросила она. -- Солнце уже встало?

--Солнце? -- удивленно переспросил он. -- Конечно, дорогая, сейчас полдень. Почему ты спрашиваешь? Не думай ни о чем, моя радость, тебе нельзя волноваться, ты столько всего пережила...

Она закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Если сейчас полдень, значит, корабль уже уплыл -- он сказал, что будет ждать только до рассвета. Она проспала. Боже мой, она проспала! Шлюпка подходила к берегу, как они и договорились, и уплыла, никого не застав.

--Ни о чем не беспокойся, дорогая, -- услышала она голос Гарри. -Забудь об этой проклятой ночи. Клянусь тебе, я никогда больше не возьму в рот спиртного. Да, да, это я во всем виноват. Если бы я не напился как сапожник, ничего бы не случилось. Но не думай, дорогая, этот негодяй поплатится за все. Наконец-то он в наших руках, наконец- то мы его поймали.

--Кого? -- с трудом выговорила она. -- Кого вы поймали?

--Француза, конечно, кого же еще! -- ответил он. -- Этого подлого француза, который убил Роки и собирался убить тебя. Корабль успел удрать и команда тоже, но главаря мы, благодарение Богу, схватили.

Она продолжала изумленно смотреть на него, словно не веря своим ушам. Он обеспокоенно заглянул ей в лицо и снова забормотал, гладя ее по голове и целуя пальцы:

--Бедная моя девочка, как ты измучилась! Что за проклятая ночь!

Затем, смущенный странным, мрачным выражением, застывшим в ее глазах, вдруг умолк, покраснел и, не выпуская ее пальцев, робко, будто застенчивый школьник, спросил:

--Скажи, дорогая, ведь этот француз, этот подлый пират... он не посмел тебя обидеть, правда?

21

Прошло два дня, два долгих дня без часов и минут. Дона одевалась, спускалась к обеду, гуляла по саду, испытывая странное ощущение, что все это происходит не с ней, а с какой-то другой женщиной, чьи слова и поступки были ей совершенно непонятны. Она жила словно во сне, ни о чем не думая, ничего не желая, скованная оцепенением, охватившим не только ее ум, но и тело -она не замечала солнечных лучей, прорывавшихся сквозь завесу облаков, не чувствовала легкого ветерка, время от времени пробегавшего по саду.

Дети как ни в чем не бывало резвились на лужайке. Джеймс карабкался к ней на колени, Генриетта прыгала вокруг и щебетала: . Дона взглянула на Пру. Вид у девушки был бледный, подавленный, и она с трудом вспомнила, что в Нэвроне траур, что тело Рокингема лежит в полутемной церкви, дожидаясь погребения. Время тянулось бесконечно долго, серое, пустое и безрадостное, как в детстве, когда пуритане запретили танцевать на лугу по воскресеньям. Явился пастор из Хелстонской церкви с соболезнованиями по поводу безвременной кончины их дорогого друга. Произнеся несколько напыщенных фраз, он уехал, но его место тут же занял Гарри. Он хлюпал носом, говорил непривычно тихо и вообще был на удивление робок и заботлив: поминутно осведомлялся, не нужно ли ей чего-нибудь, не подать ли ей накидку, не укутать ли колени пледом, а когда она качала в ответ головой, желая только, чтобы ее оставили в покое и дали посидеть молча, ни о чем не думая, никого не видя, он снова и снова принимался твердить, что он любит ее, что никогда больше не возьмет в рот ни капли, что полностью осознает свою вину за события той злосчастной ночи: если бы не его пьяное легкомыслие и преступная небрежность, их не заперли бы в спальнях и бедняга Рокингем остался бы жив.