Анастасия Валеева - Паутина

– Хотя нет, иди одна. Ты ее только до двери проводи, – сказал он подруге. – Стойте тут, я сейчас там все улажу.

Женя скрылся за дверью помещения. Через пять минут он появился снова и махнул рукой, подзывая старуху и девушку.

Он что-то шепнул своей приятельнице и приказал идти. Сам остался на улице.

Девушка взяла бродягу под руку и повела вверх по ступенькам.

– Таней будешь меня называть, если что, – тихо сказала она.

Вместе они дошли до кабинета нотариуса. Таня сунула.

Тихоновой какие-то бумаги, деньги и втолкнула ее внутрь. Оказавшись одна, Мария Егоровна растерялась, но, к счастью, все прошло без заминок. Только вот с деньгами руки у нее тряслись сильно.

Документы были оформлены быстро. Тихонова подавала те, что Таня достала ей из своей сумочки; какие-то протягивала нотариус. Когда сказали, что нужно подписаться, Мария Егоровна, как и было велено, пролепетала:

– Только руки у меня дрожат… Старая стала… Суставы больные…

– Ничего, ничего, – дружелюбно ответила ей нотариус.

Закорючки у Марии Егоровны получились даже лучше, чем во время тренировки. Таня, потом увидев их, даже улыбнулась едва заметно.

На улице старуха подписывала еще что-то. Ездили и в другие места, там она тоже вынуждена была оставлять на неизвестных ей бумагах «свою» подпись. В общем, женщина делала все, что требовали Женя и Таня. Они были довольны ее смиренным поведением. Купили даже бутылку пива и гамбургер.

Через полдня суеты, между напарниками прозвучало:

– Дом продан, поздравляю!

Женя поймал машину. Сам с Марией Егоровной уселся сзади.

Таня разместилась впереди. Тихонова боялась и думать, куда теперь ее везут. Спросить не решалась, только по сторонам озиралась боязливо.

Вскоре она узнала местность – ее везли туда, откуда взяли: очертания перехода показались впереди.

– Ну что, – довольный, произнес Женя, – твоя функция выполнена.

Машина остановилась.

– Выходи, – сказал он.

– А как же деньги? – спросила старуха.

– Ах да, – Женя достал из кошелька пятьсот рублей и кинул их Тихоновой, вытолкнув ее из машины.

– А остальное? – выкрикнула она.

– А плата за еду, жилье и одежду? – Женя рассмеялся. – Бесплатный сыр только в мышеловке. Тебе и этого хватит.

Автомобиль уехал.

– Стой! Стой! – с досадой кричала Мария Егоровна, упав на землю и стуча по ней кулаками.

Прохожие обходили ее стороной. Больше ни Таню, ни Женю старуха не видела. А говорить о них никому не говорила, знала: такие и вправду убить могут. Пятьсот рублей спрятала и пошла снова милостыню собирать. А вечером напилась. Проснулась – денег нет. Так и закончилась ее актерская миссия. И воспоминания о ней не осталось. Разве только одежда из «секонд хэнда» да страх, что кто-то придет и с ней все же расправится.

Этот-то страх, видимо, и заставил ее теперь так быстро расколоться перед Синявским. Виктор с огромным трудом сдерживал себя в течение рассказа Тихоновой. Он то порывался вцепиться ей в горло, то с горящими гневом глазами начинал спрашивать о чем-то, то яростно сжимал кулаки – гадалке несколько раз приходилось останавливать его. Когда Тихонова закончила свое повествование, Синявский стоял бледный, как полотно и тупо смотрел в одну точку. Услышанное было для него шоком.

Нисколько не менее обескураженной чувствовала себя и Милославская. Она и сама не раз хотела остановить старуху, но одергивала себя, понимая, что может только помешать откровению разговорившейся бродяги: та испугается, замкнется, и поминай, как звали. Поэтому Яна терпеливо дослушала до конца. Первые минуты она словно потеряла дар речи и ничего не могла произнести.

Теперь было окончательно ясно – вся эта история исчезновения Ольги Сергеевны Синявской носит криминальный характер. А продажа ее дома и вовсе – настоящая афера. Самое страшное – теперь еще меньше, чем раньше, верилось, что несчастная женщина цела и невредима. Шансы на это, конечно, имелись, но все же гораздо более вероятной оставалась куда менее радужная перспектива развития событий.

Эти же соображения, видимо, захватили и Виктора.

– Боже! Боже мой! – еле слышно лепетал он, схватившись обеими руками за голову, – Бедная мать! В какие сети она попала!

Яна положила руку ему на плечо, пытаясь как-то успокоить, но Синявский, казалось, даже не замечал этого, будучи всецело поглощенным своим горем. Он бормотал еще какие-то отрывочные фразы, не глядя ни на гадалку, ни на съежившуюся и с ужасом ожидающую своей дальнейшей участи Тихонову.