Елена Арсеньева - Клад вечных странников

— А что, веру переменил? Или больной? — полюбопытствовал Сергей, загребущей рукой подцепляя сразу два ломтя сала и с невинной улыбкой покрывая ими огромную скибку хлеба.

— Не больной, а просто старый. Ему небось сто лет уже, да, баба Ксеня? — вмешалась Маришка, вошедшая из кухни с очередной горой хлеба.

— Может, и больше, — кивнула та. — Он не курит, не пьет, от веку праведничает, так и все двести проживет на своих травках. Знатный травознай!

— Травознай?! — оживился Павел. — О, мне к нему!

— Вы что, аптекарь? — удивился Петр.

— Нет, я винодел. Знаете фирму «Заливаевы и Ко»? Я там работаю технологом. Хотим возродить производство наливок и настоек по народным рецептам. Вот это, что мы пьем, — Павел щелкнул ногтем по рюмке, — это ведь настоящий шедевр! На чем она настояна?

— Липовку вы пьете, липовничек, — улыбнулась бабуля. — Моя любимая, дед Никишка научил ставить. Вот к нему и иди за рецептами травяных зелий. Он даром что сам не пьет — тебе много чего порасскажет. А уж сказок знает, баек!..

— Сказок? — Сергей чуть не подавился своим колоссальным бутербродом. — Баек?! О, тогда мне к нему. Я ведь фольклорист, пишу докторскую диссертацию по народному творчеству староверов. И как раз фольклора бегунов у меня практически ничего нет.

— Фольклорист? — ошеломленно перепросил Петр. — Ё-ка-лэ-мэ-нэ…

— Эй ты, потише! — грозно рявкнула Маришка. — Петьке больше не наливайте.

В Петровых глазах всплеснулось зеленое пламя, но он ничего не сказал молодой хозяйке, а подчеркнуто повернулся к Ирине:

— Еще картошечки? Со дна, поподжаристей? А?

— Ой, нет, — слабо пискнула она, выставляя ладонь. — Я и так уже со стула не встану.

— Ничего страшного, — галантно сказал Петр. — Донесем на руках куда прикажете. Хоть на край света.

— Да он здесь и есть, край света, ты что, не знал? — проворчала Маришка. — Самый краешек…

— Да, глуховатое местечко, — согласился Сергей, наливая в Маришкину рюмку знаменитой липовки, но не забывая и остальных. — Неужто вы, Мариша, тут всегда живете? Работаете, наверное, в Арени? Но ведь это довольно далеко, на чем же вы добираетесь?

— Да нет, я вообще-то из Нижнего, просто приехала бабулю навестить, на огороде помочь, — ласково улыбнулась ему Маришка. — Тут не больно-то в Арень наездишься, автобусы не ходят уж бог знает сколько времени. Который год уговариваю бабулю хоть на зиму в город перебраться, да разве ее сдвинешь с места? Они зимой тут знаете как живут? Дороги все заметены, Осьмаки полностью отрезаны от мира. Когда завьюжит, поутру первым делом прокапывают от дверей дорожки к калиткам. Чтобы дать знать остальным: жива, мол, я, жива пока еще. Сотовые телефоны тут не работают, сети нет. Жуть истинная!

— Подумаешь, нашла жуть! — отмахнулась бабка Ксеня. — Зато в своем дому, а не в приживалках. И не больно-то мы скучаем. Соберемся с девушками-бабушками, напоемся и напьемся, а потом дед Никишка нас по избам провожает. Сперва он нас, потом мы его. Ночи после буранов светлые, лунные, все аж звенит вокруг. Красотища!

— Так я не понял: этот старик один живет? — уточнил Павел.

— Теперь один. Раньше — это еще до войны, мамонька моя рассказывала, прибрел он сюда и к бобылке Серафиме подселился. Она тоже была староверка, вот они и сошлись. Потом Серафима померла, а дед Никифор Иваныч в ее избе так и прижился. Старый он, слабый совсем. Иной раз как обомрет — вроде совсем преставился. А потом глядишь — отойдет, и опять не хуже молодого.

Ужин продолжался, но наконец все почувствовали, что рты больше не открываются, а глаза слипаются. Настала пора расходиться по избам, куда определились на ночлег.

— Да куда вы пойдете в такую позднотищу? — сладко потянулась Маришка, и сарафан туго натянулся на ее спелой груди. — Ложитесь вон вповалку на сеновале. Там хорошо, дух сладкий от сена идет, живой. Сны хорошие снятся…

— Ой, нет, идите, сыночки, — засмеялась баба Ксеня. — Не то меня Вера с Ольгуней поедом съедят. В кои-то веки на постой к ним кто-то встал, да и те сначала ужинать на сторону пошли, теперь еще и ночевать не придут. Им, бабулькам, тоже небось скучно, хочется живого голоса. А ты, Петенька, у меня останешься по старой памяти.

— Баб, ты что, забыла: у нас же Ира ночует, — недобрым голосом сказала Маришка. — Места больше нет. А Петра дед Никифор к себе звал.

— Да он уже небось десятый сон видит, тот дед Никифор, — отмахнулась хозяйка. — А Петенька на сеновал пойдет, правда, голубочек? Ну, гости дорогие…