– С каким контрактом?
– Как, ты не знаешь? – удивилась Геда, но я и впрямь не знал.
– Об этом много говорили в последнее время, – нервно объясняла моя бывшая жена, – ей предложили за границей ангажемент, на полгода и без ансамбля, неужто не слышал?
– Это смешно, – сказал я.
– Почему?
– Бонди бы не перенес… Если бы Зузана полгода пела за границей, группа бы сыграла в ящик. Добеш не продержится полгода на «варягах».
– Как раз Бонди и устроил Зузане контракт.
– Что? – недоверчиво спросил я. – Разве только он решился на самоубийство.
– Да нет же, – усмехнулась Геда, – не забудь, он имел бы с этого договора проценты.
– Черт возьми, – дошло до меня, – так что внакладе остался бы только Добеш. Именно Добеш!
– Ну, – Геда пожала плечами, – тут я бы не спешила с выводами. Насколько мне известно, Зузана тогда ничего не подписала, и вообще там возникли какие-то сложности.
– А теперь? – спросил я. – Существует этот контракт или нет?
– Не знаю, – растерялась Геда, – но могу выяснить. Ты думаешь, это важно?
– Разумеется, – воодушевился я, – ведь он мог послужить мотивом!
– Итак, снова Бонди.
– Или Добеш.
– Ну нет, – улыбнулась Геда, – я ведь знаю и Добеша, и Гертнера… так же, как тебя, Честмир.
Ее трезвый дружеский взгляд вернул меня к действительности. Неужели мы когда-то могли любить друг друга?
Томаш в туалете подставил лицо под воду, а потом стал шумно отфыркиваться в полотенце.
– Дурак, – сказал я.
Он растерянно обернулся, изображая удивление, хотя должен был видеть в зеркале, что это я.
– Чего тебе?
– Хочу поздравить, – улыбнулся я, – ярко выступил. Шеф с женой в восторге. Жди повышения.
– Оставь.
– Собственно, меня послал Славик. На тот случай, если тебе станет плохо.
Томаш начал усердно вытираться полотенцем – не слишком свежим, зато с монограммой треста «Рестораны и столовые Праги». Мокрые волосы свисали ему на лоб.
– А я ведь о тебе беспокоился, – забормотал куда-то в мыльницу Томаш, – и если и вел себя как-то не так, то только из-за тебя. Неужели ты этого не понял?
– Что?! А мне-то и невдомек! Так, значит, ты из-за меня так дергался?
– Я дергался? – непонимающе спросил Томаш.
– Дергался, – злорадно настаивал я, – когда маневрировал под столом.
– Ах, ты о Богунке.
– Да, – подтвердил я, – я о том, как ты дергался, отражая любовные наскоки шефовой жены.
– Богунка, конечно, шлюха, – целомудренно сказал Томаш и опять энергично схватился за полотенце.
– Ну, это ваше дело, – небрежно заметил я, – и я бы не упомянул, если бы ты не заявил, что печешься о моем благе.
– Не хочешь – не верь, – отозвался Томаш, – но это так. – Он изрек это точно таким же тоном, каким только что обозвал жену своего шефа особой легкого поведения.
– Ты думаешь, – добродушно продолжал я, – что я ничего не знаю?
– Может, и знаешь, – ответил Том, – но кое-что… кое-что тебе, наверное, неизвестно…
– Как бы не так, если ты, конечно, о Богунке. Томаш поправил галстук и застегнул воротничок.
– Не можешь же ты знать, что…
– Да знаю, знаю, дружок, – усмехнулся я, – и тронут твоим сочувствием.
– Да ну? – искренне удивился Томаш.
– Ну да, – сказал я, – Бубеничек говорил мне, что Богунка путалась с Колдой.
– Но это… – изумленный Гертнер не находил слов, – это же гнусно, в конце концов!
– О мертвых плохо не говорят.
– Я не о Зузане.
– Понимаю, – успокоил я, – ты лучше давай собирайся.
– А все-таки, разве тебе не ясно, как это гнусно?
Мне в тот момент и впрямь не было ясно, как поступить – разыграть из себя растроганного друга или негодующего Зорро-мстителя. Лютеранская натура Томаша, проявляющаяся в его рассуждениях, здорово меня раздражала. Ревновать к Богоушу Колде? Мы все, конечно, ужасно устали, и нервы у нас издерганы, но мы же взрослые люди.
– Отстань.
– Не понимаю! – Томаш вытаращил глаза.
– Может, вернемся?
– Да, – очнулся Томаш, – наверное, они уже ушли. Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
– Ты обещал, что расскажешь мне… о Зузане.
– А-а, – я вспомнил обещание, которое необдуманно дал, чтобы только отвязаться от Богунки Славиковой. – Потом.
– Поехали ко мне, а? – предложил Томаш.
– К тебе так к тебе… – согласился я.
Мы вернулись в бар. Уже издалека я заметил, как Славик уговаривает жену уйти.
– Ну и засиделись же мы, – сказал Томаш.
– А завтра снова на службу, – весело произнес главный редактор, краем глаза следя за Богункой.
Читать дальше