Эрнест Хорнунг: Костюмированное представление

— Прямо тут, за столом?

— За столом! В середине своего выступления! И это было еще далеко не все из того, что он захотел нам показать. Он пожелал, чтобы ему позволили написать собственное имя пулями на противоположной стене, дабы наглядно продемонстрировать, отчего он не боится разгуливать со всеми своими бриллиантами. Этому суровому типу, боксеру-профессионалу Первису, находящемуся у него на содержании, пришлось изрядно попотеть, прежде чем он сумел отговорить своего хозяина от исполнения данного пожелания. Но пока он его убеждал, поднялась настоящая паника: один из членов клуба залез под стол и начал там вслух молиться, все официанты застыли, онемев, на своих местах.

— Что за идиотская сцена!

— Довольно идиотская, но мне хотелось бы, чтобы Розенталю позволили покуражиться вволю, выпустить пар целиком. Он был безудержен в стремлении показать нам, как он оберегает свои пурпурные бриллианты, и, знаешь, Кролик, я буквально сгорал от желания увидеть это!

Тут Раффлс одарил меня своей лукавой, едва приметной улыбкой, свидетельствовавшей о наличии тайного смысла в его визите — смысла, который только сейчас стал доходить до меня.

— Так тебе хочется добраться до его бриллиантов?

— Сказано слишком уж прямолинейно, но… да, они растравили мне всю душу! Буду совершенно откровенным: я действительно давно уже стал подумывать о них. Невозможно слышать так много рассказов о человеке, о его боксере-телохранителе, о его бриллиантах без того, чтобы не почувствовать себя некоторым образом обязанным попытаться завладеть такими сокровищами. Но когда этот человек предстает перед вами, размахивая револьвером и бросая вызов буквально всему миру, то ваше чувство определенной обязанности неизбежно принимает форму долга. Это своего рода насильственное принуждение к действию. Мне было суждено услышать этот вызов, Кролик, и, следовательно, я должен был принять его. Мне было только жаль, что я не мог сразу подняться и выложить все это.

— Хорошо, — сказал я, — хоть сейчас я и не вижу в этом никакой для нас необходимости, но я, разумеется, в твоем распоряжении.

Мой голос прозвучал, пожалуй, несколько удрученно, хотя я изо всех сил старался говорить как можно бодрее. Однако прошел всего лишь месяц после нашего дела на Бонд-стрит, и мы, безусловно, могли позволить себе законопослушный образ жизни хотя бы в течение ближайшего времени. Мы почти благоденствовали. По совету Раффлса я написал две вещицы и, вдохновляемый им, как раз работал теперь над статьей о нашем собственном похищении драгоценностей. Так что я был сыт тогда приключениями такого рода. Я полагал, что мы должны уметь вовремя останавливаться, и не видел смысла в желании вновь рисковать прежде, чем это будет необходимо. С другой стороны, мне не хотелось показывать, что я хоть в какой-то мере склонен нарушить обещание, данное мною месяц назад. Раффлс угадал направление моих мыслей.

— Необходимо ли это, мой дорогой Кролик? Разве писатель сочиняет только тогда, когда его прижимают обстоятельства? И разве художник рисует лишь из-за куска хлеба? Должны ли ты и я идти на преступление, побуждаемые теми же самыми мотивами, что Том или Дик из лондонских предместий? Ты огорчаешь меня, Кролик! И не надо смеяться, потому что мне действительно горько. «Искусство для искусства» — какой дурной, хотя и модный, штамп. Должен, однако, сознаться, что он импонирует мне. В данном случае я руководствуюсь побуждениями исключительно чистыми и бескорыстными, ибо я весьма скептически отношусь к тому, что мы когда-либо сможем сдать столь примечательные камушки. Но если после сегодняшнего ужина я не предприму попытки овладеть ими, я никогда не смогу вновь ходить с высоко поднятой головой. — Он замолчал и подмигнул мне, сверкнув глазами.

— Нам надо как следует обдумать это дело, — сказал я, не найдя другого ответа.

— А ты считаешь, что оно могло бы столь сильно захватить меня, даже если бы не требовало этого? — воскликнул Раффлс. — Дорогой мой дружище, если бы я только мог, я бы ограбил даже сам собор Святого Павла. Но я не могу сунуть руку в кассу магазина, воспользовавшись невниманием продавца, как и не могу стащить яблоки из корзины какой-нибудь старушки. Даже то небольшое дельце, которое мы провернули в прошлом месяце, в общем-то плохо пахло, но нам некуда было деваться, и, смею надеяться, в некотором смысле его спасла общая стратегия замысла. В данном же случае риск куда более благороден, дело намного интереснее, ибо нам гордо заявили, что готовы дать отпор. Национальный Английский банк был бы идеальной мишенью для кражи со взломом. Однако эта операция потребовала бы по меньшей мере дюжину таких же, как мы, ловких ребят, а ее подготовка заняла бы многие годы, меж тем как Рубен Розенталь — гусь вполне приличных для тебя и для меня размеров. Мы знаем, что он вооружен. Мы знаем, с каким умением ведет бой Билл Первис. Допускаю, что операция будет не из легких. Но что из этого, мой добрый Кролик, что из этого следует? Да то, что наши замыслы, должны быть шире наших возможностей, мой дорогой мальчик. В противном случае на кой черт существуют всемогущие небеса?