Эрнест Хорнунг: Костюмированное представление

Был девятый час вечера, когда мы расположились в саду, непосредственно примыкавшем к участку Рубена Розенталя. Находившийся тут же дом был необитаем и наглухо закрыт из-за этого возмутительного распутника, который, разогнав всех своих соседей, почти добровольно отдавался в наши руки. Чувствуя себя практически защищенными от неприятности быть застигнутыми врасплох, мы могли наблюдать за нужным нам особняком под надежным прикрытием ограды, не очень высокой: мы могли смотреть прямо поверх нее. С обеих сторон она была обсажена довольно густым кустарником, и это давало нам дополнительную гарантию того, что нас не обнаружат. Окопавшись подобным образом, мы простояли так в течение целого часа, ведя наблюдение за парой освещенных овальных окон. Окна были занавешены шторами, на которых постоянно мелькали бесформенные тени. До нас доносились хлопки откупориваемых бутылок, звон бокалов и все усиливавшийся шум грубых голосов. Удача, казалось, отвернулась от нас: владелец пурпурных бриллиантов ужинал дома, причем ужинал дольше обычного. Я полагал, что это был званый ужин. Раффлс думал иначе. В конце концов он оказался прав. По подъездной дорожке застучали колеса, и перед парадной лестницей остановился экипаж, запряженный парой лошадей. Из столовой послышался топот быстро бегущих ног, и вскоре на крыльце раздались громкие голоса.

Позвольте мне точнее описать вам наше местоположение. Мы стояли, несколько возвышаясь над оградой, сбоку от дома Розенталя — всего в нескольких футах от окон столовой. Справа от нас торцовый угол дома закрывал половину лужайки, рассекая ее как бы по диагонали. Левый угол боковой стены, также заслоняя собою часть территории, открывал нашим взорам вид на выступающие вперед ступени парадной лестницы и ожидавший перед ней экипаж. Мы видели, как из дома вышел Розенталь, — прежде всего мы заметили сверкание его бриллиантов. Затем появился боксер; за ним — дама с копной волос, похожей на пышную мочалку, потом — еще одна дама, и вся компания оказалась в полном сборе.

Раффлс быстро присел и в страшном возбуждении потянул меня вниз.

— Дамы едут с ними, — прошептал он. — Это замечательно!

— Даже лучше, чем просто замечательно.

— В «Гардению»! — крикнул миллионер.

— А вот это лучше всего, — сказал Раффлс, выпрямляясь, когда цокот копыт и стук колес, миновав ворота, стали удаляться с приличной скоростью.

— А теперь что? — спросил я шепотом, дрожа от волнения.

— Сейчас начнут убираться в столовой. Ну да, вон замелькали тени. Окна гостиной выходят на лужайку. Наступает тот ответственный момент, Кролик, когда все решает психология. Где маски?

Я достал маску, безуспешно пытаясь унять предательскую дрожь в руке. Раффлс не мог этого не заметить, но ничего не сказал, и в эту минуту я был готов умереть за него. Движения его собственных рук были уверенными и спокойными, когда он надевал на меня и на себя эти маски.

— Клянусь Юпитером, старина, — ободряюще прошептал он, — ты выглядишь как самый отпетый из всех головорезов, которых я встречал! Один вид этих масок лишит дееспособности любого из черномазых, если он нам попадется. Но я все же рад, что не забыл напомнить тебе о том, чтобы ты не побрился. Если случится самое неприятное, ты сойдешь за парнишку из Уайтчепела [4] Один из беднейших районов Лондона. , если не забудешь говорить на арго. Но если ты не особо в нем уверен, то лучше молчи, как осел, предоставив мне необходимость изъясняться. Я молюсь, однако, нашим звездам и очень надеюсь, что ничего этого не потребуется. Ну, ты готов?

— Полностью.

— Рот на замке?

— Да.

— Пушка при тебе?

—Да.

— Тогда следуй за мной.

Через мгновение мы уже очутились за оградой, а еще через пару секунд — на лужайке позади дома. Луны не было. И даже сами звезды в своем вечном кружении, казалось, померкли, покровительствуя нам. Я крался вплотную за своим ведущим по направлению к большим, до самого пола, окнам, выходящим на низенькую веранду. Подойдя к окнам, Раффлс толкнул одно из них. Створки подались.

— Опять удача, — прошептал он, — нам исключительно везет. Теперь надо немного света.

И свет вспыхнул!

Добрых два десятка электрических дуг, на долю секунды налившись малиновым цветом, вдруг ослепили наши глаза бежалостными белыми лучами. Когда мы вновь обрели способность что-либо видеть, мы разглядели, что в нас нацелены дула четырех револьверов, между двумя из которых с макушки до пят тряслась, заходясь от хриплого смеха, массивная фигура Рубена Розенталя.