Шарль Эксбрайя: Счастливого Рождества, Тони!

Все это настолько меня потрясло, что я не успел ответить, как вдруг сзади послышался еще один голос:

— Нет, Эвелин, он не приедет.

Я медленно повернулся. У двери, держа нас обоих под прицелом, стоял Сальваньяк. Я остолбенел. Сальваньяк! А он, видимо прочитав в моих глазах безмерное удивление, рассмеялся.

— Ну да, Тони, за всем этим стоял я.

— Сальваньяк… Не могу поверить!

— Почему же? Садитесь, Тони, и вы тоже, Эвелин… Только не дергайтесь, ясно? Иначе я сразу выстрелю… Эвелин, дорогая, вы собирались поступить со мной очень некрасиво… Продали меня с потрохами, а? И кто бы мог заподозрить, что у вас есть сердце и что это сердце воспылает к нашему Тони? Ведь она вас и вправду любит, Тони, тут не может быть ни малейшей ошибки… Кстати, если это еще способно вас порадовать, могу уверить, что между нами нет ничего, кроме нескольких убийств.

Эвелин словно окаменела на стуле. Казалось, взгляд Сальваньяка ее гипнотизирует. А я по-прежнему недоуменно таращил глаза.

— Ну вот, Тони, а теперь мне придется убить и вас. Правда, сделаю я это без особого удовольствия, потому что, честно говоря, вы мне нравитесь, но речь идет о моей безопасности, а вы достаточно долго варитесь в нашем котле и, следовательно, должны понимать, что в таких вопросах ни о каких личных симпатиях даже и думать нечего.

— Но почему? С какой стати? Вроде бы ваш гараж на полном ходу… Чего вам еще не хватало?

— Боюсь, вы подумаете, что у меня мания величия, но — тем хуже! Они вышвырнули меня в отставку, Тони, решив, что я заработал на их службе слишком много ран и уже никуда не годен! Вот мне и захотелось доказать обратное. Присутствующая здесь дама предоставила мне такую возможность, поэтому-то, отделавшись от вас, я заберу ее с собой и честно вручу половину денег. Этого вполне хватит, чтобы вести жизнь, о которой она всегда мечтала. Да, я готов забыть о чуть не совершенном предательстве и даже посочувствовать. Все мы знаем, что такое ослепление страсти…

Эвелин попыталась меня спасти.

— Антуан… я готова уступить вам свою долю, но, прошу вас, не трогайте Тони…

— Невозможно, дорогая моя… Что бы он сейчас ни говорил, но потом крепко сядет на хвост и не отцепится или, во всяком случае, изрядно осложнит жизнь. А я не хочу никаких неприятностей.

По правде сказать, я вовсе не думал о своем крайне ограниченном будущем. Все мои мысли занимало сейчас одно: я хотел понять, почему и каким образом Сальваньяку удалось обмануть нас с Иеремией. Но это не укладывалось в голове. А Сальваньяк все урезонивал Эвелин:

— Берите пример с него, дорогуша. Поглядите, как он спокоен. Не то чтоб смирился, но не рыпается. А почему? Потому что понимает: у меня нет другого выхода. Люди нашей профессии слишком хорошо знают, что против лома нет приема.

Она умоляла. Сальваньяк не желал ничего слушать.

— Вот что, дорогая, постарайтесь вести себя с таким же достоинством, как наш друг Тони. Его куда меньше занимает собственная судьба, чем то, что тут произошло на самом деле. Именно это он сейчас и надеется угадать.

Я посмотрел ему в глаза.

— Так оно и есть.

— Что ж, старина, поскольку сегодня Рождественская ночь и нам никто не помешает, я не прочь просветить вас на сей счет. Говоря по правде, мне и самому будет приятно услышать от вас, что я всех очень ловко обставил. На самом деле и эта история, как все гениальное, до смешного проста. Для начала талантливый ученый Марк Гажан женился на безумно тщеславной женщине, поставившей не на любовь, а на его будущие достижения. Истинная натура этой дамы известна, пожалуй, лишь ее прежнему любовнику, господину Турнону, человеку слабому и безвольному, а также одной из бывших коллег — ныне покойной Сюзанне Краст.

Эвелин опустила голову, и я не видел выражения ее лица.

— Вопреки его собственным уверениям, если Турнон и впрямь не поддерживал с Гажанами дружбы домами, то с Марком он остался в превосходных отношениях. Он первым узнал, что инженер добился результата. И почти сразу в дело вступил я. Поскольку влюбленный в Эвелин Фред Сужаль считался ближайшим другом семьи, мадам частенько бывала у него в «Кольце Сатурна», где работала моя подружка Линда Дил…

— Что? Линда Дил была…

— Ну да… Надеюсь, ваше изумление вызвано скорее обстоятельствами, нежели моими внешними данными… Впрочем, наша связь оставалась для всех тайной, и даже Сужаль о ней понятия не имел — во-первых, потому что не видел никого, кроме своей Эвелин, а во-вторых, Линда любила Фреда. Мы с мадам Гажан здоровались как завсегдатаи кабаре, а потом, когда я получил из Парижа приказ приглядывать за Марком, быстро сговорились. Как-то вечером Эвелин поделилась со мной жестоким разочарованием: муж закончил работу и как истинный патриот собирался даром отдать изобретение родине, в то время как весьма заинтересованные в подобных исследованиях правительства других стран с удовольствием отвалили бы за него миллионы. С этой минуты все шло как по маслу.