Шарль Эксбрайя - Счастливого Рождества, Тони!

Мне нравится Куршвель. Там, наверху, возникает ощущение, будто я больше не принадлежу к тому миру людей, где обычно вынужден вести довольно странный образ жизни. Под предлогом служения отчизне мне пришлось совершить немало поступков, хоть и необходимых, но такого свойства, что гордиться особенно нечем, во всяком случае, когда, как говаривали во времена монархии, я возвращаюсь к «партикулярной» жизни. Единственным оправданием того, что к тридцати четырем годам я успел прикончить полдюжины ближних, может служить лишь их собственное откровенное стремление отправить меня туда, где оказались сами. Причина проста — последние восемь лет я работаю в секретных службах, а при таком ремесле не рекомендуется ни воротить нос от грязи, ни щепетильничать.

Да, мне нравится Куршвель, но особенно — до начала сезона, пока на этот модный горный курорт не понаехали наслаждаться дорогостоящими удовольствиями зимнего спорта многочисленные семейные пары. Не очень-то я люблю смотреть на чужие семьи. Возможно потому, что моя собственная давным-давно развалилась, а создать новую не хватало ни желания, ни упорства. Меж тем с возрастом невольно начинаешь об этом жалеть. В то же время за годы работы я навидался таких дряней и стерв, что определенная недоверчивость вполне оправданна. Короче, я еще не встречал женщины, которая внушила бы мне достаточно сильные чувства, чтобы навсегда оторвать от ненавистной, но уже въевшейся в плоть и кровь работы. Да и кем бы я тогда стал? Нужных бумаг у меня нет, а взглянув на мои, ни один хозяин явно не пришел бы в восторг.

В тот раз я против обыкновения оказался в Куршвеле незадолго до Рождества, но лишь потому, что слишком долго меня удерживало вдали от него одно дело более чем деликатного свойства. По правде говоря, я вообще чуть не отказался от отпуска, несмотря на настоятельную потребность проветрить легкие и подышать чистым воздухом после всех тех мерзостей, с которыми мне пришлось возиться почти три месяца. Однако шеф моего отдела отлично все понял и чуть ли не силой затолкал меня в поезд. Он относится ко мне с большой симпатией, особенно после удачно выполненного задания.

Итак, я приехал около недели назад. Днем я старался держаться подальше от шумных снобов и от тех мест, где избалованные девицы, с трудом ковыляя на роскошных лыжах, демонстрируют последние творения парижских законодателей спортивной моды. Но по вечерам, закрыв за собой дверь комнаты, я чувствовал, как на меня наплывает куда более тяжкое, глубокое и неизбывное одиночество, чем в любом большом городе. Нет ничего тоскливее мертвой тишины безликого гостиничного номера. Хочешь не хочешь, но стоит сесть в кресло — и в голове начинают прокручиваться одни и те же невеселые мысли. Тишина волей-неволей заставляет ворошить прошлое, а возвращаюсь я из его глубин усталый, расстроенный и совсем упавший духом. Ох уж все эти «если бы», которыми неудачники ежевечерне растравляют старые раны или пытаются тешить себя надеждами, в глубине души уже ни во что не веря! Наконец, сообразив, что окончательно тону в бесцельных сожалениях, я встаю, встряхиваюсь, как угодившая в лужу собака, и бегу в бар или ресторан «Шале де Луз» — туда, где собираются люди. Пусть я их не выношу, но одиночество еще нестерпимее.

В баре-то я и познакомился с Даниэль. По правде говоря, в нашей встрече трудно было бы усмотреть волю свыше или хотя бы начало романтического приключения, но каждый из нас сидел за столиком один, и этого вполне хватило, чтобы перекинуться парой слов. На высоте более полутора тысяч метров условности стираются. Мы с первого взгляда понравились друг другу. Даниэль рассказала, что работает секретаршей в крупной парижской фирме стекловолокна. А я представился сотрудником страховой компании, для пущей важности назвав Ллойда. Потом девушка познакомила меня с братом. Смазливый Жан-Клод смахивал на одного из тех многочисленных альфонсов, которых богатые и слегка чокнутые пожилые дамы вечно таскали с собой в период между двумя мировыми войнами. Очень скоро парень начал действовать мне на нервы. Очевидно почувствовав это, он не стал навязываться. А мы с Даниэль поужинали вместе, немного потанцевали, выпили по рюмочке и договорились утром встретиться и побродить пешком (как и я, Даниэль не испытывала особого пристрастия к лыжному спорту).