С последним ударом часов Эвелин, повинуясь внезапному порыву, упала в мои объятия, и мы обменялись первым поцелуем.
— Тони… Узнай об этом кто-нибудь, меня бы, наверное, осудили… но Марк был только верным другом… братом… А я хочу жить!
Я еще крепче прижал ее к себе.
— И я тоже! Довольно с меня прежнего существования… и вечной неуверенности в завтрашнем дне… Надоело болтаться в чужих городах, которые так навсегда и остаются враждебными… И вечно — смерть, страдания, боль, насилие, преступления… Нет, любовь моя, я тоже мечтаю совсем о другом!
Мы сели друг напротив друга за маленький столик в стиле Второй империи. Эвелин составила весьма изысканное меню: паштет в желе, холодный цыпленок, вычищенный внутри и залитый ароматным соком с мякостью ананас и шампанское. Оба и без слов чувствовали себя упоительно счастливыми. Я так опьянел от восторга, что из головы напрочь вылетели все мрачные подозрения, вернее, они просто перестали меня волновать. На свете больше не существовало ничего, кроме нас двоих. Возможно, где-то далеко, очень далеко и существует «земля людей», но нас она нисколько не интересовала. Мы тихонько включили радио.
— Тони, время летит так быстро… ужасающе быстро… Как подумаю, что прошло только три недели с тех пор, как Марк покинул меня навсегда… а теперь и вся моя жизнь вот-вот совершенно изменится… Кажется, я так и вижу: Марк берет у меня ключ от гаража, потом издали машет рукой… Да, Тони, этот черный с белым рукав, наверное, в какой-то мере был символом, знаком судьбы… и указывал он полный поворот…
Ледяное покрывало внезапно опустилось мне на плечи, сдавило грудь, мешая дышать. Куртка Гажана… как я мог о ней забыть? Эвелин сразу почувствовала происшедшую во мне перемену.
— Что с вами, Тони?
— Пустяки, дорогая Эвелин, почти ничего… Просто вы дали мне неоспоримое доказательство того, что с первой встречи лгали мне!
— Вы с ума сошли?
Причудливая смесь печали и ярости, как ни странно, вернула мне утраченную ясность мысли.
— Не пытайтесь оправдываться, Эвелин… Избавьте меня от унизительного зрелища… Я сам нашел тело вашего мужа, дорогая, и на нем было что-то вроде блузона… Зачем убийца стал бы переодевать жертву?
— Я… я, наверное, ошиблась… Память подвела… Марк всегда надевал ту яркую куртку, когда мы уезжали на выходные… Теперь я действительно припоминаю, что в тот день на нем был блузон… Но я так привыкла к этой крупной черно-белой клетке, что она невольно застряла в памяти…
— Тогда… Принесите мне эту куртку, Эвелин!
Она тут же сникла. На красивом личике ясно читались страх и злоба. И все-таки она еще пробовала разыграть оскорбленную добродетель:
— Значит, вы мне не верите?
— Нет.
Эвелин попыталась пустить в ход другое оружие.
— Тони, неужели вы готовы все испортить из-за какой-то дурацкой истории с курткой?
— Не такой уж дурацкой, Эвелин, поскольку этот пустячок, мелочь запросто может обернуться для вас пожизненным тюремным заключением…
— Вы уже сами не знаете, что говорите!
— Да то-то и оно, что знаю… если угодно, могу объяснить, почему вы не в состоянии принести сюда черную с белым клетчатую куртку своего мужа. Просто ее еще в Кап-Фэррэ, совершив убийство, надел ваш сообщник, и это он привез вас домой. Соседи из дома напротив приняли его за Марка — вот их-то как раз ввела в заблуждение привычка видеть его в черно-белом, да и разглядели они только протянутую за ключом руку. И эти честные, порядочные люди, сами того не ведая, с первых минут повели следствие по ложному пути, без всякого злого умысла обманув Сальваньяка и Лафрамбуаза. Так ваш любовник убил мужа, чтобы украсть у него досье, верно?
Эвелин ответила не сразу. Стараясь оттянуть время, она нарочито медленно закуривала. На радио легкие песенки сменила литургия, а мы уже вернулись к повседневности. Конец празднику!
— Не любовник, Тони, а компаньон.
— Турнон?
Она на мгновение замялась.
— Вы намного проницательнее, чем я думала.
— Где досье?
— Здесь.
— Значит, в Испании вы только наводили мосты?
— Да.
— И кого же вы туда посылали?
— Какая разница?
Я встал.
— Вы правы… Я не служу в уголовной полиции. С трупами разберется Лафрамбуаз… Мне нужны только бумаги, на остальное — чихать.
Эвелин в свою очередь поднялась.
— Насколько я понимаю, у меня нет выбора?
— По-моему, тоже.
Она подошла к секретеру. Раздался щелчок, и деревянная панель соскользнула в сторону. Эвелин повернулась ко мне. В левой руке она держала объемистый пакет, в правой — револьвер. Я восхищенно присвистнул.
Читать дальше