Все в Уайте говорило об этом: безукоризненный покрой костюма, изящество и сила тонких ухоженных рук, беспощадный и вместе с тем жизнерадостный блеск глаз, пристально смотревших на Джорджа. И было в этих глазах что-то такое, отчего Джорджу стало не по себе от странной мысли, которая существовала как бы вне его... Так четко отражался его образ; может быть, это вовсе не образ, может быть...
Уайт двинул фигуру, тем самым прервав течение мыслей Джорджа.
– Ваш ход, – беззаботно сказал он. – Если, конечно, хотите продолжить игру.
Джордж посмотрел на доску. Его позиция по-прежнему оставалась прочной.
– Почему бы и нет? Наши позиции...
– Пока равны, – немедленно прервал его Уайт, – но вам, Джордж, не дано видеть далеко вперед: вы играете, только чтобы не проиграть, я же играю, чтобы выиграть.
– Мне кажется, это практически одно и то же, – возразил Джордж.
– Ничего подобного, – сказал Уайт, – и доказательством моей правоты будет моя победа в этой партии, равно как и во всех остальных, которые мы сыграем.
Потрясающая наглость! И Джордж бросился защищать свои принципы.
– Мароци был мастером оборонной стратегии, – запротестовал он, – и если вы знакомы с его партиями...
– Я точно так же хорошо знаком с ними, как и вы, – заметил Уайт, и, не колеблясь, могу вас уверить, что, если бы нам довелось играть, я без всяких усилий обыграл бы его во всех партиях.
Лицо Джорджа залилось краской.
– Вы очень высокого о себе мнения, не так ли? – сказал он и с удивлением заметил, что вместо того, чтобы обидеться, Уайт рассматривает его с выражением безграничной жалости.
– Нет, – ответил наконец Уайт, – это не я, а вы высокого обо мне мнения.
И, покачав головой, он скривил губы в язвительной усмешке, как если бы ему удалось вовремя заметить и избежать ловко расставленной ловушки.
– Ваш ход, – сказал он.
С усилием Джордж отогнал неясные тревожные мысли, теснившиеся в его мозгу, и сделал ход. И понадобилось еще совсем немного времени, чтобы ему стало совершенно ясно: он обречен на позорный проигрыш. Проиграл он и вторую партию, затем третью, после чего в четвертой сделал отчаянную попытку изменить тактику. На одиннадцатом ходу у него появилась блестящая возможность перейти в наступление. Он заколебался, решил не рисковать и снова был разбит. Тут Джордж принялся мрачно укладывать шахматы в ящичек.
– Вы ведь придете завтра? – вконец выйдя из себя при виде нескрываемого удовольствия Уайта, сказал он.
– Если что-нибудь не помешает.
Джордж сразу же похолодел.
– Что же может помешать вам? – с трудом выговорил он.
Уайт поднял белого ферзя и повертел его в пальцах.
– Луиза, например. Вдруг она решит, что хватит вам развлекаться подобным образом?
– Но почему? С чего? До сих пор она не возражала!
– Луиза, мой дорогой друг, крайне глупая и вздорная женщина.
– Ну, это вас не касается, – нахмурился Джордж, задетый за живое.
– И к тому же, – продолжал Уайт, как будто не заметив, что его перебили, – главная в вашем доме – она, а такие люди очень любят время от времени напоминать о своем главенстве, казалось бы, без всякого повода. На самом же деле им просто необходимо подогревать таким образом свое тщеславие – без этого они дышать не могут.
Джордж призвал на помощь все свое мужество и негодование.
– Если таково ваше истинное мнение, – храбро возгласил он, – то я думаю, вы не вправе больше переступать порог нашего дома.
При этих словах Луиза зашевелилась в своем кресле и обернулась к нему.
– Джордж, – категорично заявила она, – на сегодня шахмат вполне достаточно. Неужели тебе не на что больше тратить время?
– Я уже убираю, – поспешно ответил Джордж, но когда он протянул руку за фигурой, все еще зажатой в руке своего противника, то увидел, что Уайт не сводит с Луизы изучающего взгляда, и взгляд этот заставил Джорджа съежиться от ужаса. Потом Уайт посмотрел на него – глаза его были как кусочки темного стекла, сквозь которые вспыхивали невыносимо яркие отблески палящего пламени.
– Да, – медленно произнес Уайт, – за то, что она такая, какая есть, и за то, что она с вами сделала, я ненавижу ее страшной ненавистью.
Зная это, хотите ли вы, чтобы я вернулся?
Глаза, обращенные теперь на Джорджа, не таили злобы, а от шахматной фигуры, которую Уайт вложил ему в руку, исходило успокаивающее тепло.
Джордж поколебался немного, затем прочистил горло и наконец ответил:
– Так до завтра.
На губах Уайта зазмеилась знакомая Джорджу саркастическая усмешка.
Читать дальше