Никита Воронов - Огненный лис

— Новый?

— Много воды утекло, Виктор. Много… — Прапорщик перехватил поудобнее чемодан:

— Даже не знаю, с чего начать. «Хозяин» теперь, конечно, другой — из управления прислали. Провинившегося.

— А где же… небось, на повышение пошел?

— Да уж, возвысился! Дальше некуда.

— Неужто в Благовещенск?

— Бери выше, — Коваленко уткнул прокуренный палец в небо:

— Прошлой зимой замерз вместе с Быченко. Помнишь ведь капитана Быченко? На охоту они под Сковородино ездили… Любка про то как узнала враз сединой покрылась! Вот так… Одним дуновением Господь распорядился: ни того ей, ни другого.

— Жаль бабу, — посочувствовал Рогов.

— А чего жалеть? — Прапорщик ожал плечами. — У неё сейчас Корзюк прижился. Свою клячу бросил — и к ней, под крылышко. Любка-то помоложе будет, да позажиточнее.

— А не знаешь, как там Васька?

— Какой Васька? — Наморщил лоб Коваленко.

— Ну, с которым меня в подвале откопали. Росляков!

— Ах, этот! Шибздик неугомонный… Так его на поселение выпустили, лес пилить. Вместе с ещё одним, который Шипов.

— Дядя? Ну, и что они?

— Росляков, вроде, пилит. А Шипов… Шипов, так тот драпанул, до сих пор ищут.

— Вот ведь молодец! — Не удержался Виктор.

— Ничего и не молодец, — рассудительно возразил Коваленко. — Дурак! Ему сидеть оставалось всего-ничего. А так рано или поздно все равно отыщут и треху лишнюю за побег припаяют.

— Тоже верно, — вынужден был согласиться Рогов. — А ты куда сейчас? Может, заскочим куда-нибудь? Бахнем по соточке за встречу?

— Да я бы с удовольствием, — смутился прапорщик. — Ты не думай… Но, понимаешь, спешу уже — на вокзал. Поезд у меня, домашние заждались.

— Ну, что же. Тогда — счастливо! Бог даст, свидимся.

Тот, кто «отбывал» и страж его крепко, по-дружески обменялись рукопожатиями. И не оглядываясь разошлись каждый своей дорогой, сразу потерявшись в многоликой толпе горожан и приезжих.

«Эх, жаль, про Болотова не узнал. И про Булыжника,» — подумал Виктор, залезая в переполненный трамвай под номером двадцать пять. Мелькнула мысль: выскочить, догнать, спросить… Недалеко ведь ушел, и главное — ясно куда, к вокзалу.

Впрочем, Рогов вряд ли отыскал бы старого знакомца.

Потому, что прапорщик направился в совершенно противоположную сторону: поезд его, «Красная стрела», уходил на Москву только завтра.

А сегодня… Сегодня у Коваленко были ещё кое-какие дела в славном городе на Неве.

Во-первых, по назначению требовалось передать фибровый чемодан.

Во-вторых, нужно повидать начальство, доложиться и получить деньги за проделанную работу.

Ну, а потом уже личное: вещевые рынки, магазинчики, ресторан… Да и просто хотелось побородить по Питеру, полюбоваться!

Коваленко очень любил приезжать сюда, любовь эта была искренней и почти бескорыстной. Все вокруг — и Зимний дворец, и Русский музей, и тенистые аллеи Павловска, и сказочную геометрию Петергофа — он с тайной робостью провинциала считал созданным для него одного. Именно он, прапорщик из захолустья, был уверен, что как никто другой понимает и чувствовует замыслы зодчих, художественные изыски, стиль и промышленный размах этого неповторимого города.

Москва ему нравилась куда меньше. Слишком уж велика, шумна, громоздка. Все — слишком! Разумеется, если сначала пожить здесь, в северной столице… За последние годы Коваленко все чаще задумывался о переселении в Питер. А что? Почему бы и нет?

Работает он честно, как говорилось в мультике «отличается умом и сообразительностью». Глядишь, найдется теплое местечко! Надо только поделикатнее, не спешить. Доказать сначала свою полезность здесь и потом испросить ненавязчиво разрешения. Надо бы…

Коваленко подмигнул сам себе, клацнул языком и через Банковский мостик перебежал на противоположный берег канала Грибоедова.

Здесь он сбавил шаг и степенно миновал ажурные кованые ворота ставшего недавно университетом Фмнансово-экономического института. Поднялся по мраморному крыльцу, кивнул, как старой знакомой, бабушке на входе и через пару минут был уже на четвертом этаже.

Мужской туалет… В соседней кабинке кто-то невидимый кряхтя справлял нужду. Закончив, пошуршал бумагой, застегнулся, и прежде чем слить воду поставил на пол, под перегородку, точно такой же, как у Коваленко обшарпанный чемодан. Прапорщик привычно поменял его на свой и дав незнакомцу время уйти тоже занялся приведением себя в порядок.

Половина дела сделана, можно сматываться вниз.