Джеффери Фарнол - Тайна Лоринг-Чейза

- Кто? Ты? - желчно удивился каторжник.

- Да, я, - спокойно ответил Дэвид. - Мне нечего есть, и нет денег, чтобы купить еды.

- Так ты, наверно, голоден?

- Чертовски! - Дэвид вздохнул.

- Настолько голоден, что не побрезгуешь поесть в компании с Номером Двести Первым?

- Испытай меня! - усмехнулся Дэвид.

Нахмурившись, Бен Баукер встал и зашагал в гостиницу, откуда вскоре появился с подносом в руках. На подносе лежали поджаристые булки, толстый кусок сыра, салат-латук, пучок зеленого лука и стояли две большие кружки в шапках кремовой пены.

Так Дэвид Лоринг преломил хлеб с бывшим заключенным номер двести один. Они сидели рядом на скамье, в тенистой прохладе, и больше не отвлекались на разговоры, пока полностью не уничтожили булки и сыр. А тогда, подняв ополовиненную кружку, Дэвид произнес тост:

- За лучшие дни!

- Э нет! - угрюмо пробасил Бен, качая головой. - Для меня они никогда не наступят, приятель, никогда... Я, понимаешь, потерял ее... мою маленькую Нэн!

- О-о, - сочувственно сказал Дэвид. - Она... умерла?

- Хуже! Много хуже! - зарычал бывший каторжник. - Она пошла по миру. Безо всякой надежды на эти самые "лучшие дни". Так-то, друг. Я не смог найти ее. Искал везде, спрашивал всех, кто ее знал, даже ее несчастную старуху мать, добрая она душа! Я ищу с того дня, как вернулся, истоптал все графство. Одни говорят, что она померла, другие - уплыла за море, а некоторые утверждают, будто она в Лондоне, моя маленькая Нэн!

- Что же ты не поищешь ее в Лондоне?

- Искал, парень! Но Лондон - слишком большой город... Нет, я потерял ее! Теперь вот вернулся в эту глухомань, чтобы закончить одно дело.

- Что за дело?

- Да так... просто дело, приятель, которое никто за меня не сделает... - Тут по лицу его опять прошла судорога, и, когда он снова заговорил, голос его звучал еще более хрипло. - Видишь ли, - объяснил он, - мы, то есть она и я, собирались пожениться пятнадцать лет назад... - Он вновь замолчал - слова его душили. Потом глухо продолжал: - Она была на редкость доброй и милой, моя Нэн, только на личико больно смазливая... Счастливое было времечко, приятель, но недолго оно длилось - ох недолго! Мало-помалу она начала меняться... стала такой запуганной, боязливой... Она стала бояться даже меня - понимаешь, меня! Случалось, я заставал ее в слезах. У меня сердце разрывалось. Я спрашивал, что случилось, но она ни словом не обмолвилась мне о своей беде, ни разу! В конце концов я сам все выяснил, и однажды вечером, взяв старый мушкет, из тех, что обычно вешают над камином, пошел через рощицу убивать одного негодяя из благородных, который убил наше счастье. Я нашел его, но он оказался расторопнее... Подстрелил меня, черти бы его взяли! Набежала его челядь... Я был миролюбивым малым, спокойным и добрым, но меня сослали, упекли на двадцать лет... Ботани-Бэй... Когда я оттрубил там года три, совсем свихнулся от тоски по Нэнси, по старушке Англии и бежал. Едва не прикончил двух охранников. Но, когда добрался до побережья чуть не умер от голода, пока добирался, - меня выдал один торговец молоком. Притащили меня назад, заковали в кандалы, да еще сковали цепью с другими проштрафившимися. Я готов был грызть зубами эти цепи, стал сущим дьяволом и, может, сгинул бы совсем, но только так вышло, что однажды я спас жизнь губернатору. Он меня приказал расковать, и я больше не пытался бежать, вел себя тихо. Постепенно губернатор начал мне доверять, я оказывал ему разные услуги, а как-то рассказал свою историю... И вот я здесь - вернулся через пятнадцать лет.

- И что ты собираешься делать дальше, друг? - участливо поинтересовался Дэвид.

- Неважно!

- А как же твоя Нэн?

- Говорю тебе: она пропала. Исчезла.

- А если нам вместе вернуться в Лондон, еще раз поискать? Четыре глаза зорче, чем два! Что ты на это скажешь, Бен Баукер?

- Я скажу: нет! Пусть я не сумел найти свою подругу, зато я знаю, где искать его!

- Ты имеешь в виду своего врага?

- Угу, его самого.

- Ну, найдешь ты его, и что дальше?

- Неважно!

- В моей стране, - нахмурившись, проговорил Дэвид, - он бы долго не протянул.

- В этой тоже не заживется! - свирепо прорычал Баукер.

- Но английские законы, - продолжал Дэвид, - гораздо строже, суровее наших...

- Плевать на законы! - ответил бывший каторжник. - Мне бы только встретиться с этим негодяем еще разок, всего один разок, а там пусть закон поступает со мной, как ему заблагорассудится! Завершу то, что начал пятнадцать лет назад, и с радостью позволю себя повесить - с радостью!

Ужасное лицо Баукера, его грозный голос были полны роковой решимости. Как видно, он все давно взвесил.