Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини

В общем, когда железная дверь наконец отворилась, я стояла, прижавшись спиной к стене, со стулом на изготовку. Дурацкий план, но ничего другого в голову не пришло. Результаты атаки соответствовали плану – Иван просто перехватил руку и вывернул ее так, что у меня в глазах потемнело от боли, пальцы сами разжались, и стул упал на пол.

– Мария Петровна, – маньяк слегка ослабил захват, – ваше поведение заставляет меня усомниться в вашем благоразумии. Мне очень не хотелось бы причинять боль такой красивой женщине…

– Тогда отпустите меня… Пожалуйста.

– К сожалению, вашу просьбу выполнить невозможно. Пока.

– Я обещаю, что больше не буду… – Запястье горело огнем, наверное, рука сломана.

– Позвольте вам не поверить. – Странно, что он больше не заикается и не краснеет. Передо мной стоял совершенно другой человек – спокойный, уверенный в себе и очень сильный. – Я приму меры, – пообещал он.

И принял. Железные наручники надежно приковали меня к кровати. Хорошая мера, действенная, теперь я даже встать не могу, что уж тут о побеге говорить.

– Сейчас, Мария Петровна, потерпите, я только порядок наведу. – Иван суетливо перебегал из одного угла комнаты в другой, печально качал головой и время от времени оглядывался, словно проверяя, на месте ли я. На месте, куда мне деваться. Странная у него манера порядок наводить, или я чего-то не понимаю? Может, ему просто мерещится, что он прибирается? Но вот Иван схватил валявшийся у двери стул и аккуратно водрузил его на прежнее место. Сей жест ознаменовал конец уборки, Иван замер посреди комнаты, точно робот, у которого вдруг село питание. Жуткое зрелище.

– Иван… – Больше всего меня пугал этот задумчиво-отрешенный взгляд, того и гляди достанет из кармана нож и примется мстить за воображаемые обиды. А жить-то хочется!

– Иван, а что это за место?

Он с удивлением воззрился на меня, точно впервые увидел. Наверное, следовало бы молчать, глядишь, и пронесло бы.

– Это твой дом, – спокойно ответил Иван. – Неужели ты не помнишь?

Не помню? Да я готова поклясться на Библии, Коране и американской конституции, что ЭТО – не мой дом!

– Ты все забыла, милая, – Иван присел на корточки возле кровати и, заглянув в глаза, робко улыбнулся, словно увидел что-то бесконечно дорогое, но готовое исчезнуть в любой момент, – не бойся, я с тобой…

– Дядя Ваня… Иван… Иван… – Блин, отчество вылетело из головы, для всех наш курьер был просто дядей Ваней, без отчества и фамилии.

– Видишь, – он укоризненно покачал головой, – ты даже меня не узнала. Я – твой Сергей. Серж. Сереженька. Не помнишь? Это время… Оно забрало тебя и не хочет возвращать обратно. Но я нашел способ… Они больше не старятся… Они будут жить вечно… И ты… Я подарю тебе вечность… Почему ты не слушаешь? Тебе не интересно?

– Очень интересно!

Почему никто не заметил, что Иван не адекватен? Почему я этого не заметила? В серых глазах плещется откровенное безумие пополам с нежностью. Он любил ее, эту женщину, и сейчас видит перед собой ее, а не Марию Петровну Пигалицу. Я даже не знаю, как ее зовут.

– Они не хотели… Ускользали от меня… Ты не думай, я знал, что в них нет ни капли от тебя, я ни за что не изменил бы тебе ни с одной из них, просто нужно было потренироваться. Я так долго тебя искал… Нельзя допустить ошибку. Нужно было выбрать лучший вариант. Я так боялся все испортить… Хочешь, вместе выберем? – предложил он. Я кивнула.

– Подожди, пожалуйста… Я быстро. – Иван пулей вылетел из камеры, но, несмотря на сумасшествие, дверь за собой закрыл. К черту дверь! Сердце бешено колотилась, майка прилипла к вспотевшему телу, а коленки дрожали. Да что там коленки – я тряслась, как осиновый лист. Этот безумец или убьет меня, или запрет здесь навеки, неизвестно еще, что хуже. Интересно, что такое он хочет показать, надеюсь, не отрезанные уши жертв.

Фотоальбом. На сей раз Иван присел рядом со мной, железная койка пронзительно заскрипела.

– Вот, посмотри… – Альбом лежал на коленях, и я могла потрогать твердую бело-голубую обложку, украшенную синими блестящими камушками, прочесть корявую, сделанную вручную надпись – ничего особенного, «Моей милой» – или открыть. Страшно, ведь, как мне кажется, я знаю, что за фотографии находятся внутри, но мой похититель смотрит на альбом с такой надеждой, не хотелось бы его разочаровать, мне же хуже будет.

– Это ты сам делал? – Я всячески оттягивала ту минуту, когда мне все-таки придется заглянуть внутрь. Дядя Ваня – пускай он называет себя Сержем, но для меня он Иван – обрадованно закивал головой.