Бретт Холлидей - Порочнее ада

— Что меня еще занимает, и даже очень, — так это — известно ли ему о наших с вами встречах?

— Разве это так ужасно?

— Конечно, нет, дорогая. До тех пор, пока по какой-нибудь чистой случайности он не сопоставит эти встречи с неприятностями, которые постигли нас с новой, не поддающейся шелушению краской, известной в нашем отделе рекламы как Т-239.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Лэнгорн попробовал свой остывший суп и добавил в него из перечницы несколько горошинок перца.

Кандида прервала молчание:

— Какое это может иметь отношение ко мне?

Лэнгорн ответил, тщательно выбирая слова:

— Мы сидим па бочке с порохом. Не удивлюсь, если на этой неделе рухнет вся административная верхушка фирмы. В четверг будет совещание директоров, а правление раскололось пополам. Противники Холлэма только ждут повода выступить. Думаю, вам следует довести это до Бегли. Я вообще-то не питаю никаких иллюзий относительно вашего шефа. Для него поездка на уик-энд в Джорджию может оказаться серьезной ошибкой. Я советую вам серьезно подумать над тем, чтобы он подхватил вирус, который уложит его в постель до окончания совещания правления.

— Он не такой уж дурак, Уолтер.

— Не будете ли вы любезны выбирать выражения потщательнее? — сухо ответил Лэнгорн. — Меня меньше всего интересуют его мозги, но насколько на него можно положиться — это меня занимает, и даже очень. У нас есть донесение, что вас видели входящей в здание офиса «Юнайтед Стейтс Кемикал», что на дороге 128 в предместье Бостона. Не Хэла Бегли. А Кандиду Морз. Я обычно не ошибаюсь в таких делах. Глаза у него нехорошие. И эти глаза говорят мне, что в решающий миг Хэл Бегли будет думать только о Хэле Бегли и ни о ком больше. Если, чтобы выжить, ему надо подставить кого-то другого, тем хуже этому другому. «Хэл Бегли и Кº» превратится в фирму «Хэл Бегли» — и все. Без «К°».

Он зачерпнул ложкой супа.

— Я терпеть не могу всякие свары и конфликты, а именно это ждет нас на уик-энде. Прольется кровь, вот увидите! Мне без разницы, кто в итоге одержит верх — Холлэмы или Деспарды. Возможно, мне следовало бы послать Холлэма подальше с его предложением, вместо того чтобы выспрашивать пару дней на раздумья. Одной из причин, по которой я так поступил, как раз и было то, что я предпочитаю не выходить из игры, когда назревает катастрофа. Может, я и мог бы чем-то помочь. Вы мне очень небезразличны, дорогая.

Он коснулся ее колена.

— Кандида, вы же совсем ничего не едите.

Форбс Холлэм-младший, красивый, темноволосый молодой человек, сложенный, как регбист, постучал в дверь на тринадцатом этаже отеля «Св. Альбанс» на Майами-Бич. Не дожидаясь ответа, он отпер дверь своим ключом и вошел.

Четверть шестого пополудни. Жалюзи в комнате были опущены. Везде в беспорядке валялась сброшенная одежда. На ковре лежала пустая бутылка из-под джина. На смятой постели спала Рут Ди Палма, лежа лицом вниз; голая рука свесилась с кровати.

Форбс поднял жалюзи, и комнату затопило полуденное солнце. Окна выходили во внутренний двор отеля — здесь цены были ниже. Рут, по существу, занимала этот номер весь сезон бесплатно, хотя считалось, что она готова съехать в любую минуту.

Форбс включил вентилятор и повернул рычажок пульта кондиционера на одно деление. Потом уселся на кровать рядом со спящей девушкой, и рука его скользнула под одеяло.

— Рути, вставай.

Он провел рукой по ее телу. Девушка пошевелилась, замурлыкав, перевернулась на спину, и вдруг быстро открыла глаза и уставилась на Форбса. Ему стало ясно, что у нее нет ни малейшего представления, кто он такой. Кожа у девушки была чудесного золотистого оттенка, лицо блестело от какого-то крема — видно, намазалась перед сном. В лучах солнца ее выгоревшие волосы казались золотыми. На лице не было ни морщинки, и если они и впрямь появляются от переживаний, то Форбс был убежден, что лицо девушки и в шестьдесят лет останется совершенно гладким.

— Ну, вспомнила? — поинтересовался он, убирая руку.

— Вспомнила. А руку верни на то же место.

— Рути…

Она сдернула простыню. Спала она без ночной рубашки или пижамы.

— Интересно, а что ты собираешься делать во всей этой одежде?

— Рут, уже пять часов — странное время для сна, и я еле-еле вырвался из офиса на каких-нибудь десять секунд, только чтобы тебя увидеть.

— А я выпила таблетку, а то и две. Или целую пригоршню. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя.

— Пять часов, говоришь? Нечего меня пугать. И вообще важно не это, а вот какой сегодня день?