Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

С семейством Алстонов я познакомился примерно год с лишним назад, я еще тогда вполне активно занимался своими чодскими пациентами. К тому моменту жена уже бросила меня. Почему? Думаю, просто потому, что никогда меня по-настоящему не любила. Я не осуждаю ее, как говорится - дело житейское. Но обидно, что она когда-то сумела убедить меня в искренности своих чувств. Женился я на ней только потому, что боялся разбить ее сердце. Ну а ей нужен был только свой дом. Принято считать, что тяга к обустройству своего гнездышка - одна из самых ценных женских добродетелей. Не могу с этим согласиться. Если они мечтают лишь о своем доме, то ищут прежде всего такого спутника жизни, который смог бы обеспечить их этим домом, а они будут за это верными любящими женами. В этом смысле весьма перспективны вдовцы с детьми, или те, кто решил, что пора завести семью, или честолюбцы, помышляющие лишь о карьере. А молодые доверчивые романтики, простодушные и восторженные, ничего не знающие о превратностях жизни, мало годятся для подобной роли. Сам я в свои двадцать четыре был именно таким несмышленышем. Когда до меня дошло, что на самом деле требовалось моей жене, последствия были типичными: полная неприкаянность и одиночество, иных объектов для любви у меня не было, поскольку жена моя не пожелала завести хотя бы одного ребенка. Будучи врачом, я не мог позволить себе роскошь уйти или хотя бы увлечься какой-нибудь пациенткой. Оставалось лишь одно утешение: работа. Я работал как каторжный, началась бессонница, бессонница привела к расстроенным нервам. Меня преследовал постоянный страх сделать что-то не то, поставить неверный диагноз, это еще больше подорвала мое здоровье, по крайней мере так мне казалось. Ну а что дальше, Вы уже наверняка поняли. Типичная в среде медиков история: сначала выпивка, потом - лекарственные допинги. Опасными наркотиками я не пользовался никогда, ни кокаином, ни морфием. Но постоянно что-то глотал, все пытался восстановить здоровье, таблетки - это великое искушение! Люминал, аллонал, веронал и прочие снотворные. Тогда как нужно было бороться не с последствиями, а с причинами нервного расстройства.

Одну попытку вырваться из этого адова круга я все же предпринял: на год уехал в Южную Америку, дал одному парню оттуда возможность поработать вместо меня, он приехал домой дописывать свою диссертацию, собирался стать доктором медицинских наук, и ему нужно было жить под боком у библиотек. Они с моим ассистентом стали пользовать чодских больных, а я уехал один, без жены, на его ранчо, расположенное примерно в ста милях от Рио-де-Жанейро. Целый год полной свободы, это было настоящее счастье. Я ездил верхом, я охотился, я еще лучше научился стрелять, хотя, если честно, и до этого был неплохим стрелком. Я жил среди настоящих неиспорченных людей. Я ни разу не пользовался успокоительными пилюлями и таблетками, ни сам, ни мои временные пациенты. Там болели настоящими, а не выморочными болезнями, никаких нервных расстройств. И если кто-то пропускал иногда стаканчик-другой, то это шло только на пользу. Хорошенько подумайте, мой мальчик, прежде чем окончательно осесть в скучной, старой, слякотной Англии и погрязнуть в ангинах, в слабительных из ревеня и камфорных растираниях. Попаситесь на воле, прежде чем Вам приспичит жениться на симпатичной соседке или на первой же хорошенькой медсестре, мечтающей о шубке и уверенной в том, что именно Вы должны ей эту шубку купить. Не торопитесь, от Вас никуда не денутся воскресные обеды с жарким и неистребимый запах подливки и вареной капусты в холле. Отправляйтесь на запад, юноша, езжайте на восток, отправляйтесь куда угодно, только не поддавайтесь рутине. Не поддавайтесь хотя бы до тех пор, пока не узнаете, что такое настоящее щедрое солнце и что есть на свете женщины, способные любить искренне и бескорыстно. Но меня что-то повело не в ту сторону.

Год пролетел, и мой коллега решил вернуться. А мне пришлось отправиться восвояси. Та жизнь, которая раньше просто раздражала и наводила уныние, теперь превратилась в сущий ад. Боюсь, я и бедняжку Маргарет обрек на бесконечные адские мучения. В конце концов она бросила меня, и все соседи были на ее стороне.

Но ничего, со мной оставались еще мои пациенты. Люди редко меняют понравившегося врача, которому они доверяют, а врачом я тогда и вправду был неплохим. У меня действительно был, как говорится, кураж, когда я не слишком ретиво погружался в собственные проблемы. Страх перед тем, что однажды я непременно совершу фатальную ошибку, снова вернулся, сделался еще более мучительным. А ведь целый год я вообще о нем не вспоминал. Ночами я почти не спал, прокручивая в мыслях все свои назначения, припоминая, что я сделал, а что упустил во время дневного приема. Когда кто-то умирал, вместо того чтобы выкинуть это из головы, как поступали все мои коллеги, я принимался детально разбирать назначенное лечение, проклиная себя за то, что не рискнул воспользоваться новым методом или назначил чересчур сильное снадобье. В конце концов голова у меня делалась чугунной, я хватался за стакан с виски, и, что гораздо печальней, шел к шкафчику с лекарствами. И ведь при этом прекрасно понимал, что это просто мнительность, чрезмерная мнительность. Что напрасно себя извожу, что в некоторых случаях медицина бессильна и выше головы не прыгнешь.