Дик Фрэнсис - Перелом

— Забавно, — сказал он, — но лошади в этом году подготовлены ничуть не хуже, чем всегда.

— Это хорошо или плохо?

— Вы шутите? Но самое главное, чтобы они не потеряли своей формы до сентября.

— Мой отец вернется задолго до этого, — заметил я.

— А-а... да, конечно, — ответил Томми без всякого энтузиазма в голосе и, поймав на себе мой удивленный взгляд, ушел взвешиваться перед следующими скачками.

В субботу Ланкет пришел первым, опередив ближайшего соперника на четыре корпуса, и при ставках двадцать пять к одному мой выигрыш увеличился с двух тысяч до четырех тысяч пятисот фунтов стерлингов. «Последние шальные деньги, — подумал я. — Ланкет стал третьим победителем из девяти заявленных на скачки лошадей, тренировавшихся в наших конюшнях, и больше никому не придет в голову, что Роули Лодж ни на что не способен».

Как и следовало ожидать, рассказы Алессандро и Вика Янга о скачках в Тийсайде отличались друг от друга коренным образом.

— Вы помните, — сказал Алессандро, — на испытаниях Ланкет устал, потому что мне пришлось нагонять остальных, когда я пропустил старт... а сейчас я дал ему отдохнуть до столба последнего фарлонга, и только потом сделал резвый бросок. Он как по воздуху полетел, даже страшно стало.

Но Вик Янг отреагировал иначе.

Алессандро все сделал не правильно. Оказался зажатым в группе других жокеев. Слишком поздно послал лошадь резвым броском. Ланкет просто чудо что за жеребец, если победил несмотря на то, что на нем сидел ученик, выступающий третий раз в жизни.

В течение следующей недели от наших конюшен в скачках участвовали восемь жеребцов, и на трех из них жокеем был заявлен Алессандро. Но Алессандро не выиграл ни разу. В последнем случае он явно уступил в мастерстве чемпиону, но на это заметил, что опыт, видимо, придет к нему со временем.

Владельцы всех трех лошадей внимательно наблюдали за скачками, но никто не выразил претензий в адрес наездника. Алессандро вел себя с ними безупречно вежливо и спокойно, но, глядя на его презрительную усмешку, появляющуюся каждый раз, когда Алессандро полагал, что его никто не видит, становилось ясно, что он считает свое поведение более чем глупым.

Один из владельцев оказался американцем, субсидировавшим в свое время синдикат, купивший мои антикварные магазины. Он ужасно удивился, узнав, что я — сын того самого Невилла Гриффона, и долго рассказывал Алессандро, стоя в парадном кругу, что «этот молодой человек — то бишь я — может кого угодно научить делать бизнес».

Никогда не забуду, какой вы нам дали совет, когда продавали свое дело. «Выставляйте на витрину красивые вещи и торгуйте честно». А мы-то думали, вы начнете осыпать нас жаргонными словечками вперемежку с цитатами из учебников. И вот услышали в ответ только одну фразу. Никогда этого не забуду!

Именно на его лошади Алессандро уступил лидеру почти на полголовы, но американец давно был владельцем скакунов, прекрасно разбирался в скачках и, когда лошади промчались мимо финишного столба, повернулся ко мне и сказал:

— Проиграть чемпиону — не позор. А в этом вашем мальчике что-то есть.

На следующей неделе Алессандро участвовал в четырех скачках и выиграл две из них — обе скачки учеников. Во втором случае, в Ньюмаркете, он победил восходящую звезду, чемпиона среди учеников прошлого года, и тут им заинтересовалась пресса. Четыре победы за три недели... Алессандро был одним из первых в списках победителей. Всех интересовало, кто он такой. Несколько репортеров взяли у него интервью, и я с облегчением вздохнул, слушая, как спокойно он отвечает. Глаза опущены, немногословен, никакого высокомерия.

Как правило, мы приезжали на скачки в «Дженсене», но Карло всегда следовал сзади. Это стало настолько привычным, что я перестал обращать на него внимание.

Алессандро болтал в машине, не умолкая. Он говорил естественно, живо, нисколько не чувствуя себя скованным. В основном мы обсуждали лошадей, степень их подготовки и шансы на победу, но изредка мне удавалось узнать нечто новое из его домашней жизни.

Последний раз Алессандро видел мать, когда ему исполнилось шесть лет. Между ней и отцом разразился дикий скандал, который, как ему показалось, не прекращался много дней подряд. Алессандро сказал, что ему было страшно, так как родители не могли успокоиться, а он не понимал, в чем дело. Мать яростно накидывалась на отца, выкрикивая одно только слово, и он запомнил его на всю жизнь, хотя долгие годы не понимал, что оно значит. Стерильный. Его отец был стерильным. После рождения Алессандро он чем-то заболел, и мать все время дразнила и попрекала его этим. Он не помнил ее лица, только голос, которым она разговаривала с отцом, каждую свою фразу начиная со слов: