Дик Фрэнсис: Перелом

Как сказала Джилли, Нейл Гриффон был психом.

— Вас не дисквалифицируют, — сказал я. — Сегодня утром я имел разговор в Жокей-клубе. Я объяснил, что вас не следует лишать права из-за того, что ваш отец сошел с ума, и со мной согласились. Вам, конечно, может быть не очень приятно, что я сделал упор на сумасшествие, но ничего другого мне не оставалось.

— Но... — растерянно произнес он, — разве вы не рассказали о лунном Камне, Индиго... своем плече?

— Нет.

— Я не понимаю, почему?

— Не вижу смысла мстить вам за то, что сделал ваш отец.

— Но... он сделал это... в самом начале... потому что я попросил.

— Алессандро, — сказал я. — Как вы думаете, много существует на свете отцов, которые поступили бы подобным образом? Если бы их сыновья вдруг заявили, что хотят участвовать в дерби на Архангеле, кто из них стал бы убивать, чтобы выполнить эту просьбу?

Алессандро надолго задумался.

— Значит, он был сумасшедшим. Действительно сумасшедшим, — произнес он. Лицо его опять помрачнело.

— Он был болен, — ответил я. — Он заболел после вашего рождения, и болезнь затронула его мозг.

— Тогда я... не...

— Нет, — сказал я. — Это не наследственное. Вы так же нормальны, как все. И ваш разум в ваших руках.

— В моих руках, — невнятно повторил он. Напряженная работа мысли отразилась на лице Алессандро, а я молчал, чтобы не мешать ему, и терпеливо ждал, потому что дальнейшая судьба Алессандро зависела сейчас от его ответа.

— Я хочу быть жокеем, — еле слышно произнес он. — Хорошим жокеем. Я перевел дыхание.

— Вы можете участвовать в скачках повсюду, — сказал я. — В любой точке земного шара.

Алессандро напряженно посмотрел на меня, и на лице его не появилось былого высокомерия. Он совсем не походил на того мальчика, который пришел ко мне три месяца тому назад, да он больше им и не был. Чтобы победить отца, я изменил жизнь сына. Я изменил и его самого: сперва — чтобы обезопасить себя, потом — потому что в Алессандро было слишком много хорошего, и за него стоило побороться.

— Если хотите, можете остаться в Роули Лодж, — резко сказал я.

Что-то сломалось в нем: так лопается туго натянутая струна. Невероятно, но, когда Алессандро отвернулся, я мог бы поклясться, что в глазах его стояли слезы.

Он сделал несколько шагов вперед и остановился.

— Ну? — спросил я.

Алессандро отвернулся. Слезы ушли обратно в слезные железы, как часто бывает у молодых.

— Кем? — с опаской спросил он, предчувствуя подвох.

— Жокеем наших конюшен, — сказал я. — Вторым после Томми.

Он сделал еще несколько шагов по дорожке на негнущихся ногах.

— Вернитесь, — позвал я. — Вы сможете прийти завтра?

Алессандро оглянулся.

— Я буду к утренней проездке. Еще три пружинящих шага.

— Ни в коем случае! — крикнул я. — Как следует выспитесь, хорошенько позавтракайте и приходите не раньше одиннадцати. Мы улетаем в Честер.

— Честер? — изумленно воскликнул он и, повернувшись, попятился, удалившись еще на пару шагов.

— Резвое Копыто! — закричал я. — Слышали когда-нибудь о таком?

— Да! — закричал он в ответ и, не в силах удержаться от смеха, вновь повернулся и побежал по дорожке, подпрыгивая, как шестилетний мальчишка.

Fuilong (фарлонг) (англ) — 660 футов = 220 ярдов = 201, 17 м.

Знаменитые мебельные мастера XVIII в.

Фут = 12 дюймов = 30, 48 см.