Олег Игнатьев - Магия крови

— Ий-я-ах!

Не дожидаясь, когда страсти разгорятся, он сбил Червонца с ног и придавил того коленом меж лопаток.

— Тихо! Всем лежать, не двигаться. Жесткая категоричность его голоса вызвала смешок у санитарки. Она перевернулась на спину и развела колени.

— А я и так… лежу.

И без того широкие ноздри ее еще больше раздались, кожа на скулах побелела, глаза сузились. Она смотрела на Климова в упор.

— Проходите, гостем будете, — цинично похлопав себя по лобку, съязвила Шевкопляс, и жилка на ее шее надулась, запульсировала. Потом глаза ее как будто притянули Климова к себе, и странные черные тени сделали их властными, бездонными… пустыми.

Климов оглянулся…

…Мелкий дождь летел ему в лицо, и он отирал его тыльной стороной ладони, стоя на обочине дороги. Необходимо было засадить этих типов по разным камерам, не дать сговориться. У каждого есть тайна, которую он тщательно скрывает, но он и не таким бандюгам рога скручивал. Что он, тюха желторотый, что ли? Захват, бросок… Надо только знать, где ловить их, всех этих гадов…

Вдали туманно засияли фары, но машина не остановилась, а прошелестела мимо, затем слегка притормозила, и кто-то выпрыгнул из нее на ходу, сразу же отбежав в темноту придорожных деревьев. Хлопнула дверка, и красный свет стоп-сигналов вскоре пропал из виду. Климов понял, что теперь его вмешательство необходимо. Если уж на то пошло, он никогда не любил острых ощущений, но в данной ситуации граненая бутылка терпко-жгучего «Лонг Джона» и хорошенькая девочка… Зеркала, позолота, лепнина… Тот, кто считает женщину совершенством, ничтожный человек. Но все это так и оставалось бы тайной, если бы не он… А поскольку теперь все стало на свои места, он может сказать: «Глупые, глупые мужики! Любовь никогда не купишь за деньги. Именно поэтому женщины с такой легкостью продают свое тело. Вот почему дамские духи напоминают своим запахом винный перегар».

Мельком оглядев выкрашенные под мрамор стены железнодорожного вокзала и высокий потолок с аляповатой росписью, Климов подошел к газетному киоску, но «Правды» уже не было, и он зачем-то купил мороженое, которое тут же отдал какому-то мальчишке, просиявшему от счастья. Затем он побродил по залу ожидания, где роскошная драпировка отделяла холл от коридора, и, глядя в окно на перрон, к которому вот-вот должна была подойти электричка, подумал, что звезды в лужах на асфальте сверкают так же, как только может сверкать дюжина блестящих пуговиц на сюртуке швейцара. Конечно, зал ожидания — неплохой наблюдательный пункт, здесь можно было долго оставаться незамеченным, но его актерского таланта хватило ровно на две минуты, и, миновав приемный пункт индивидуального пошива обуви, где продавались куртки из дубленой кожи, он вышел на улицу, прогулялся по перрону, потолкался у аптечного киоска и, не дождавшись поезда, поехал на работу, благо новенький «москвич» его приятеля вмещал в себя шесть человек. Подгоняемый необходимостью явиться на работу вовремя, он, одним махом взлетев на свой этаж и не застав в кабинете Гульнова, вызвал на беседу Валентину Шевкопляс. Его мозг теперь работал в новом направлении, словно навстречу стремительно приближалось такси Петра Свиридовича. По радио передавали старую блатную песенку, и Климов не заметил, как начал постукивать пальцами левой руки по столу, беззвучно повторяя про себя слова припева.

Дверь отворилась и вошла Шевкопляс. Она медленно прошествовала мимо и еще медленнее, чем шла, опустилась, погрузилась в кресло, одновременно приподняв край платья. Получилось это у нее так естественно и грациозно, что он даже позавидовал богатому набору всяких штучек-дрючек, которые женщина обычно пускает в ход, чтобы добиться благосклонности и покорить мужчину. Он все еще не мог отделаться от ощущения чего-то недосказанного в разговоре с Червонцем, но, будучи человеком долга, свято верил, что стремящийся к правде прав и в заблуждении, было бы стремление к истине выстраданным, как у Легостаевой, а не показным, как у гостиничного швейцара. Предоставляя Легостаевой полную свободу убеждений, принимая во внимание все то, что казалось ей разумным, он не пытался наскоро перечеркнуть те доводы, в которых сомневался сам. Он словно оставлял их до поры, когда, возможно, взгляд его на многие детали следствия станет иным. Чтобы идти вперед, надо уметь возвращаться. Терпимость и умение прощать обычно выводят нас на нужную дорогу. В этом Климов убеждался, и не раз. Жаль только, что прокурор всегда настаивает на строжайшем соблюдении буквы закона.