- Машина идет, прячьтесь! - крикнула нам Марианна.
Мы все заползли под толь, которым были накрыты гробы. Подо мной оказались внутренний слой толя и веревки. Толь издавал сухой запах плесени. И непонятно было, то ли здесь прохладнее, потому что в тени, то ли жарче из-за духоты. Мне показалось, что я услышала, как прошуршали мимо шины встречного автомобиля, но Марианна не дала отбой, и я не стала вылезать. В жарком полумраке мне был виден Зейн, и мы переглянулись мутными глазами, потом я улыбнулась. И он улыбнулся. До нас стал доходить юмор положения. Уровень неудобства поднялся до такой степени, что либо орать, либо смеяться.
Грузовик со скрежетом остановился. В наступившей тишине я услышала, как смеется Зейн. И раздался вопрос Черри:
- И что тут такого смешного?
- Приехали, мальчики и девочки, - сказала Марианна. - Можете вылезать.
Мы с Зейном вылезли на свежий воздух, еще продолжая хихикать. Черри глядела на нас обоих очень хмуро:
- Так что тут смешного?
Мы оба покачали головой. Тут либо ты поймешь юмор, либо нет. Объяснить это невозможно.
Марианна подошла к нам:
- Рада видеть, что вы в хорошем настроении.
Я провела руками по волосам, чуть ли не выжимая из них пот.
- Ладно хоть настроение хорошее. Больше ничего хорошего ждать не приходится.
Марианна нахмурилась:
- Столь молодым людям не к лицу пессимизм.
Она стояла, хладнокровная, собранная, в белой безрукавке, завязанной у пояса. Не рубашка до талии, но впечатление создавала такое же. Наряд завершали синие шорты и белые теннисные туфли. Светлые волосы увязаны в пучок. Они состояли из прядей: серебристо-седые, белокурые и просто белые. Возле глаз и рта залегли тонкие морщинки, которых ночью не было видно. Старше пятидесяти, но, как и у Верна, тело все еще поджарое и ловкое. Собранная, спокойная и куда как чистая.
- Мне надо помыться, - сказала я.
- Я следующая на очереди, - добавила Черри.
Зейн просто кивнул.
- Милости прошу ко мне, - сказала Марианна.
Грузовик стоял на гравийной дорожке у двухэтажного белого дома с желтыми ставнями, и по столбику веранды взбирались ползучие розы. Внизу стояли две большие кадки с белой и розовой геранью, цветы были махровые, хорошо политые. Коричневый двор изнывал под летним солнцем. Это мне даже понравилось - я не считала, что траву надо поливать. Небольшое стадо пятнистых курочек копалось в сухой пыли.
- Славно, - сказала я.
- Спасибо, - улыбнулась Марианна. - Сарай вон там, за деревьями. У меня есть немножко молочных коров и лошадей. А огород за домом, ты его увидишь из своей спальни.
- Спасибо, это будет здорово.
Она улыбнулась снова:
- И почему мне кажется, что тебя абсолютно не волнуют мои помидоры?
- Дай мне только помыться в душе, и они меня очень заинтересуют.
- Мы можем сгрузить гробы, и тогда пусть двое твоих леопардов идут мыться. Надеюсь, что горячей воды хватит на троих. Если двое пойдут вместе, мы ее сэкономим.
- Я ни с кем в душ не пойду, - сказала я, глядя на Черри.
Она пожала плечами:
- Мы можем пойти мыться вместе с Зейном.
Наверное, что-то выразилось у меня на лице, потому что она добавила:
- Мы не любовники, Анита. Хотя когда-то были. Это будет просто... уютно, когда друг друга касаешься. Это не секс, это... - Она оглянулась на Марианну, будто ища помощи.
Марианна улыбнулась:
- Прикосновение - одна из тех вещей, что объединяют стаю ликои или пардов в одно целое. Они постоянно друг друга трогают, перебирают друг другу шерсть. Заботятся.
Я непреклонно покачала головой:
- Я ни с кем в одну ванну не пойду.
- Тебя никто и не просит, - сказала Марианна. - Есть много способов создавать связи в стае, Анита.
- Я в стаю не вхожу.
- И много способов быть участником стаи. Я ведь нашла среди них свое место, а я не ликои.
Она оставила меня, Зейна и Черри разгружать гробы, а сама пошла уложить Натэниела. Черри и Зейн запихнули гробы в подвал, а потом пошли принимать свою совместную ванну.
Вход в подвал был снаружи, как в старинное подземное убежище на случай торнадо. Задняя дверь была ширмой на деревянных планках, и она громко клацнула, когда леопарды туда вошли. Марианна встретила меня у этой двери и преградила путь.
Она улыбалась и была спокойна посреди своей вселенной. От одного вида ее удовлетворенного лица мне стало не по себе и руки зачесались. Захотелось завопить и устроить такое, чтобы в ее вселенной начался такой же бардак, как в моей. Как она смеет быть такой спокойной, когда у меня в душе все так перепуталось?
Читать дальше