Павел Стовбчатый - Зона глазами очевидца

Он только кивнул в ответ и скрылся за дверью, не прощаясь.

Итак, я пошел в секцию одеваться, хотя делать мне это ох как не хотелось. Оделся я быстро и вскоре осторожно, перебегая от барака к бараку, прокрался к «заветной» чёртовой трубе, находящейся на задворках нашей задрипанной столовой, которая более походила на большую конюшню, нежели на зал для приема пищи. Я был в теплых меховых перчатках, и потому лесенки железной трубы не обжигали мне пальцы и не прихватывали, как обычно, кожу.

Тихонько взобравшись на несколько лесенок вверх, я слегка откинулся назад, к стене столовой, и затаился, как ночная кошка.

Ждать мне пришлось не очень долго. Серый показался минут через десять — пятнадцать. Он был совершенно один на пустынной «улице» под зоной, и мне казалось, что я даже слышу, как знакомо поскрипывает снег под его ногами у самой «запретки». Слегка согнувшись, он несся куда-то вперед, будто позабыв обо всем на свете. Поравнявшись с трубой, Серый бегло взглянул в мою сторону… Я тут же отделился от стенки в подтверждение выполненной просьбы, а он махнул мне рукой, будто поправляя шапку на голове.

Дело было сделано, я со спокойным сердцем отправился в барак досыпать, мысленно пожелав другу удачи и, понятно, сил…

Лишь на следующий день у меня появилось время хорошенько обмозговать всю ситуацию, и, скажу прямо, я даже немного зауважал Сучку. Как бы там ни было и что бы ни говорил Серый о сдаче и его бригаде, хозяин все же очень рисковал, выполняя данное им слово. Его могли «сдать» как свои, так и чужие, мог «слинять» Серый, могло, наконец, произойти и то, чего вовсе не ожидал начальник лагеря, могло. Сучка, по-видимому, рассчитал все точно и, выждав некоторое время, дав забыться болтовне зеков, все же исполнил обещанное. Конечно, это был поступок, причем самый настоящий, и добавить здесь, право, было нечего. Мент это или не мент, а факт — вещь упрямая.

В течение всего первого дня никто из арестантов не спрашивал о Сером, а если бы и спросили, я знал, что ответить любопытным и интересующимся…

Ночная смена, стационар, «кича», не вышел на работу, занят и т. д. — причин и отговорок имелось в запасе тьма, а так как большое количество людей постоянно мелькало перед глазами в сжатом, ограниченном пространстве, то многие зеки часто не спохватывались своих знакомых по целым неделям, пока те сами не напоминали о себе. И только очень близкие люди, конечно, сразу замечали все. Но близким у Серого числился я один, и потому волноваться было не о чем.

С большим нетерпением я ожидал возвращения друга, прикидывая в уме, как и где он мог пристроиться на жительство. Я уже предвкушал его рассказ о воле, яркий и красочный, с оригинальными прибаутками и юмором, но, увы, не мог поболтать с кем-то на эту тему…

Трое суток буквально пулей пролетели, но вместе с тем и протянулись, как месяц. Я готовился к встрече приятеля.

Попив на ночь ядовитого чифиря и заварив еще одну банку на потом, я долго не ложился, а когда в секции все уснули, достал из заначки самодельный ночничок и пристроился что-то писать, надеясь незаметно убить время и таки дождаться друга. Часы показывали уже два сорок ночи, но шагов в коридоре, знакомых шагов, я так и не услышал… Не услышал я их и позже, когда первые предвестники наступающего утра, шныри, завозились по своим делам и стали собираться на заготовку завтрака бригадам.

«Что ж, возможно, его уже запустили на биржу, а не в жилзону, — подумалось мне. — Так даже проще и гораздо удобнее… Утром он снимется вместе с ночниками и как ни в чем не бывало войдет в зону».

Да, именно так я тогда подумал, не имея ещё никаких дурных предчувствий относительно Санькиной задержки, но, наоборот, с нетерпением ожидая выхода на наш в полном смысле музыкальный развод.

На всякий случай я даже прихватил Санькину пайку и сахарок, всё честь по чести, но, конечно же, понимая, что с воли он вряд ли вернётся голодным и, скорее всего, непременно припрёт ещё что-то и мне.

Выйдя на рабочий объект, я скорым шагом заспешил к нашей с Санькой деревянной будчонке-теплячку, в которой мы обитали. Увы, окошко будки было совсем темным, а из трубы не струился и малейший дымок. Мне стало ясно, что Серого там ночью не было.

Итак, его «отпуск» перевалил на четвертые сутки, и мне не осталось ничего другого, как снова ждать и гадать, но теперь уже до конца долгой двенадцатичасовой смены.

Снимались с биржи мы обычно около девяти вечера, но работу бросали примерно за час-полтора до съема, чтобы немного обогреться, обсушиться и просто отдохнуть. Наши мастера и офицеры в это время давно грелись по кабинетам и бытовкам, будучи хорошо осведомленными о местонахождении хозяина, то бишь Тюкина, и его физическом состоянии…