Б. Седов - Отшельник

— Потому что вы так подействовали на меня, — ответил Знахарь, улыбаясь еще шире.

Они поднялись до просторной площадки, на которой стояла кадка с пыльной пальмой, развернулись и чинно продолжили восхождение на второй этаж. Судя по всему, этот особняк раньше принадлежал какому-то богатею, но потом пришли революционеры и все исправили.

— Вы студентка? — спросил Знахарь, покосившись на дамскую сумочку в виде небольшого портфеля, которая висела у Лизы на плече.

— Уже нет, — ответила она, — в прошлом году я закончила журналистский факультет и теперь работаю в газете «Томские ведомости».

Про свою работу в газете Лиза сообщила с нескрываемой гордостью, и Знахарь, улыбнувшись, сказал:

— Так вы теперь настоящая журналистка!

— Да, самая настоящая, — Лиза взглянула на Знахаря, — а вы кто?

— Я…

Знахарь набрал в грудь воздуха и начал, что называется, загибать.

— Я вообще-то бизнесмен, занимаюсь в Америке недвижимостью, еще кое-чем, но должен вам сказать, что к журналистике тоже имею некоторое отношение.

— Что вы говорите! — обрадовалась Лиза.

— Да, представьте себе, — кивнул Знахарь. — Я владею русской газетой в Майами и являюсь совладельцем небольшого издания, специализирующегося на рекламных проспектах. Но если вы думаете, что встретили собрата по перу, то вынужден вас огорчить. Я не смог бы написать даже заметку про неисправный сливной бачок. Мое дело — деньги, а остальным занимаются другие специалисты.

— Понятно… — Лиза, похоже, слегка огорчилась, но тут же снова заулыбалась.

Они, наконец, дошли до площадки второго этажа, и Знахарь увидел перед собой огромный гулкий зал, в котором стояли немногочисленные стеллажи и витрины. Пол был покрыт старинным паркетом, и было легко представить, как по этому паркету, который прежде наверняка сверкал как зеркало, кружатся пары, вдоль стен стоят дамы в париках и кринолинах, офицеры в аксельбантах, эполетах и прочих символах доблести, а на небольшом балконе, который теперь был загроможден картонными коробками, играет оркестр.

Возможно, так оно и было.

Но теперь в молчании затихшей жизни зал занимали никому не нужные вещи, и при виде скучных канцелярских и геологических экспонатов Знахарю стало тоскливо. Он решил, что больше никогда не пойдет ни в какой краеведческий музей, и, судя по всему, это отразилось на его лице, потому что Лиза пытливо посмотрела на него и спросила:

— Вам не нравится?

— Да, мне не нравится, — Знахарь не хотел портить ситуацию любезным лицемерием, — я понял, что краеведение — есть такое слово? — не для меня. С гораздо большим удовольствием я бы просто прогулялся с вами по городу. Мы можем зайти в кафе, ударить по мороженому…

— Ударить по мороженому! — Лиза засмеялась: — какие смешные слова… Я хочу ударить по мороженому!

— Отлично! — Знахарь облегченно вздохнул, но тут же нахмурился: — а как же ваша бабушка? Я не хочу, чтобы она посчитала меня невеждой, которому не интересна история Сибири.

— А мы ей соврем, — Лиза заговорщицки понизила голос, — мы скажем, что вам позвонили по трубке и вызвали по срочному делу.

— Можно, — Знахарь одобрительно кивнул.

И они, решительно развернувшись, пошли вниз по лестнице.

Открытое кафе, в которое Лиза привела Знахаря, находилось на берегу Томи, и от крайнего столика, за которым они устроились, открывался неплохой вид.

— Ну что ж, приступим к мороженому. Для начала возьмем шесть килограммов шоколадного.

— Шесть килограммов? — Лиза удивленно посмотрела на Знахаря, но, поняв, что он шутит, засмеялась, — шесть килограммов! Вы меня испугали. Я вообще-то больше люблю ореховое.

Разговор перешел в морозно-кондитерскую плоскость, и Знахарь с удовольствием наблюдал за жизнерадостной Лизой, которая, загибая пальцы, перечисляла известные ей сорта мороженого.

— Сколько вам лет? — неожиданно перебил ее Знахарь.

— … и еще ванильное с ликером… Что? Сколько мне лет? О, я уже старая. Мне — двадцать три.

— Да, пожалуй — старуха, — Знахарь огорченно кивнул.

— Вы действительно так считаете? — Лиза удивленно посмотрела на него.

— Конечно, — Знахарь с расстроенным видом покачал головой, — мы, педофилы, предпочитаем двенадцатилетних.

— Фу, какая гадость, — Лиза нахмурилась и тут же рассмеялась, — бросьте, я знаю, что вы шутите.

— Я? — изумился Знахарь, — да никогда в жизни! Еще Козьма Прутков сказал: «Не шути с женщинами — эти шутки глупы и неприличны».