Б. Седов - Отшельник

Семен представил себе, как хладнокровно вешается на глазах равнодушных зеков, и его передернуло. Он любил жизнь и не боялся смерти, но то неизвестное и страшное, что могло случиться с ним здесь, вызывало у него сильнейший протест. На суде он был готов и к вышке, но так, как тут — увольте. А кроме того, если побег удастся, то… то это шанс завершить неприятное, но справедливое дело, которое стало смыслом его жизни в последние три года.

Семен открыл глаза и решительно сел на койке. Глянув в сторону Портного, Семен увидел, что тот внимательно смотрит на него. Вздохнув, как перед рюмкой водки, Семен прикрыл глаза и медленно кивнул. Портной ответил едва заметным наклоном головы и лег, повернувшись к Семену спиной.

Побег…

Ни хрена себе, вдруг подумал Семен, в первый же день — и сразу побег! А что, в этом даже есть какая-то каторжная лихость, а уж если все удастся, то интересно было бы посмотреть на то, какая будет морда у Штерна!

Семен ухмыльнулся и принялся разбирать койку, готовясь ко сну.

Раз побег — нужно выспаться!

Когда Знахарь объявил Тимуру о своем желании посетить местный краеведческий музей, Тимур выронил вилку и подавился куском лосятины.

Знахарь долго бил его между лопаток, Тимур кашлял и перхал, потом подобрал с пола вилку и, вытирая ее кухонным полотенцем, спросил:

— У тебя с наследственностью все в порядке?

— Что ты имеешь в виду? — удивился Знахарь.

— Ну, там, алкоголики, душевнобольные… Особенно душевнобольные. Может, какой-нибудь прапрадедушка при Петре Первом в дурке лежал… Не было?

— Не знаю, — Знахарь пожал плечами. — А что?

— Да в общем-то ничего. Но вот краеведческий музей…

— А-а-а… Вот ты о чем!

Знахарь засмеялся и положил себе еще мяса:

— Видишь ли, — проникновенно сказал он, — я ни разу в жизни не был ни в одном краеведческом музее и совершенно не представляю себе, что это такое. Сегодня утром по телевизору в новостях сказали что-то про ваш музей, вот я и подумал — а почему бы не сходить, не посмотреть. Хоть буду знать, что это такое.

Тимур откинулся на спинку стула и погладил себя по животу.

— Ф-у-у… Наелся. А насчет музея — сходи, посмотри. Только сразу говорю — ничего интересного ты там не увидишь. Всякие старые камни да еще лапти какого-нибудь древнего сибиряка. Ну, может, еще бумаги какие-нибудь истлевшие.

— Вот и посмотрю на бумаги. Зато потом смогу при случае небрежно сказать: а вот когда я был в Томском краеведческом музее… И так далее. И все сразу подумают, что я — умный и культурный человек.

— Ну-ну! — Тимур налил в фарфоровую кружку кипятку из самовара и потянулся за банкой с растворимым кофе.

— А заодно и прогуляюсь по вашему Томску. Я ведь так его и не видел, если серьезно. Живу рядом, а что там — не знаю. Может быть, какие-то архитектурные памятники или улицы красивые…

— Улицы красивые ему, — Тимур глотнул кофе и усмехнулся, — памятники ему… Скажи лучше прямо, что затосковал тут, в тайге, в город захотелось.

— В город? — Знахарь возмущенно посмотрел на Тимура, — вот еще! Я этими городами сыт по горло. Я их по всему миру столько видел, что тебе и не снилось.

Он посмотрел в потолок, как бы вспоминая бесчисленные города, в которых он бывал, и, вздохнув, добавил:

— Вот только в Токио не был. И в Пекине.

— А я был в Пекине, — сказал Тимур.

— Ну и как там, — оживился Знахарь, — расскажи!

— Да ничего особенного, — неохотно ответил Тимур, — одни китайцы. Причем столько, что голова кругом идет. А потом привыкаешь и перестаешь замечать, что они желтые и узкоглазые. Вроде как обычные русские.

— Да, это нам знакомо, — кивнул Знахарь.

Он вспомнил, как перестал обращать внимание на темную кожу негров, когда долго жил в Америке. Тогда они тоже стали казаться ему такими же, как европейцы.

— А насчет города, — задумчиво сказал Знахарь, — насчет города… Я скажу тебе так. Некоторая тоска по цивилизации, конечно, есть. Но я уже точно выяснил, что стоит только пару часов побродить по нашему городу — подчеркиваю, именно по нашему — и увидеть до боли знакомое ублюдство, эта тоска моментально проходит. Ну, посуди сам — что я там, в этом сраном Томске увижу? Бандюков на «мерседесах»? Бабушек, которые отжили свое и теперь недовольны всем? Безмозглый молодняк, который не знает ничего, кроме «мы веселимся или как»? Задроченных работяг, которые пашут за копейки, ненавидят все вокруг и трескают водку? Вонючих бомжей?

— Ну, ты даешь! — Тимур удивленно уставился на Знахаря. — Тебе в политики идти надо, вон как негативные стороны жизни распатронил! А как же девушки?