Ника Шахова - Смерть умеет улыбаться

Фаба утверждает, что не было, и у меня нет причин не верить ему, то значит, дядя давно составил письменное распоряжение, но его мы тоже не нашли, да, в дядином духе написать завещание по старинке, с длинным перечнем кому что и за что причитается, а кому (мне) за что (за непокорность) не причитается, с вереницей невыполнимых для наследников условий, с назначением душеприказчика, правда, не знаю, заверит ли такой документ нотариус, сейчас все унифицировано до скуки, и про Фабу дядя не мог забыть, уж точно, а по закону ему не положено, он не родственник, ага, еще одно очко в пользу завещания, Фаба столько лет вел дядины дела и, кажется, успешно, что дядя не мог не отблагодарить его, да, это в дядином стиле, какой никакой, а все-таки литератор, да, завещание было, надо попытаться найти нотариуса,

Фаба найдет...

Сем Семыч громко всхрапнул.

А в больницу придется сходить, не хочется, но надо, и что за напасть, не понимаю, сначала дядя, потом Павлик, дядя ничем не болел, Павлик ничем не болел, оба были здоровее телеграфных столбов, и нате - один скоропостижно, второй неожиданно, одни бабы остались, типун на язык, про

Макса-то забыла, да и Павлик выкрутится, ничего, прорвемся, может, Андрей присоединится, хоть за Гретку буду спокойна, тете Лизе подыщу работу, какой-нибудь драмкружок, Максу - девушку, желательно автофобку, и в Москву, в Москву, а лучше - в Токио, к маме...

И я вырубилась.

- Павлика-а уби-и-ли-и!

Истошный крик прорвал плотную завесу сна.

Чертов Павлик, опять его убили. И до чего не вовремя - смертельно хочется спать. Спать хочется...

Я перевернулась на другой бок и натянула на голову подушку. Но тетя

Лиза сдаваться не собиралась.

Она собиралась меня доконать. Факт! Вопли, которые она исторгала, стремительно набирали обороты и почти достигли критической отметки - одиннадцати баллов по шкале Рихтера-Шнитке.

- Ника, вставай, Павлика убили!

- Как, опять? - пробубнила я из-под подушки и предприняла тщетную попытку, не открывая глаз, откинуть простыню, которая без страха и упрека стояла (вернее - лежала) насмерть. Фу ты! Открыв глаза и спихнув с себя подушку, сообразила, что тяну за край нижней простыни, той, на которой лежу. Хотела встать, но не смогла, поскольку все силы ушли на изматывающую битву с тетиными децибелами, упирающейся простыней и удушающей подушкой.

Оставьте меня, мне хочется спать.

- Почему опять? - удивилась тетя и растерянно захлопала фамильно-голубыми глазами.

- Ты что, забыла, что его уже убивали? Не далее как позавчера, - напомнила я, демонстративно закрыла глаза и вжалась в матрас, испытывая страстное желание пустить корни и срастись с ним навеки. Спать хочется...

- Ника, говорю тебе, никакого приступа не было. Нашего Павлика отравили!

- Допрыгался. Но я тут при чем? Слушай, дай поспать, а?

- Его отравили, честное слово! Вставай, прошу тебя, вставай!

Она произнесла это так, что я сразу поверила. Тоску, замешанную на страхе и приправленную отчаянием, не сыграешь шутя, этим можно только наполниться до краев и пролиться. Сон как рукой сняло.

- Постой, - я облизнула пересохшие губы, - Ты хочешь сказать, что позавчера Павлика убили? По-настоящему?

- Ну! У нас...

- Финиш. Нет, подожди, - я рывком подскочила с кровати, - Сначала я все-таки проверю, - подбежала к двери, распахнула ее и крикнула, - Грета,

Макс, ваша мама говорит... - слова застряли костью в горле. На пороге комнаты стоял хмурый, явно не выспавшийся - как я его понимаю! - мужчина средних лет среднего роста и крайне невыразительной наружности. Я моргнула, но человек не исчез. Я зажмурила глаза и досчитала до трех - стоит себе.

- У нас милиция, - закончила тетя Лиза.

- Здрасьте, - пробормотала я в растерянности. Что ни говорите, а воспитание - великая вещь. Если в детстве вас приучили здороваться, то это надолго. Даже столкнувшись нос к носу с милицией, вы машинально сделаете книксен.

- С обыском пришли, - тихо пояснила тетя. Оказывается, она и тихо умеет.

- Оденьтесь и пройдите в гостиную, - приказал Хмурый, почему-то пряча глаза, развернулся и рысью ретировался вглубь коридора.

Я случайно посмотрела вниз и увидела голые ноги. Силы небесные, да это мои ноги! И мои... Ой! И тут до меня дошло, почему Хмурый старательно отводил взгляд. Разумеется, не от стыда, что подслушал чужой разговор. Еще чего! Я обнаружила другое, более правдоподобное объяснение, а состоит оно в следующем: короткая маечка, в которой я улеглась спать, не ожидая от судьбы крутых виражей в сладкие утренние часы, едва прикрывала сами знаете что.