Владимир Гоник - Я не свидетель

Прошло минут двадцать, прежде чем спортсмен вывел их на едва приметную тропинку, а затем свернув с нее метров на десять в сторону, остановился и указал на куст:

- Вот здесь. Паспорт лежал не под кустом на земле, а на нижних ветках.

- Похоже, его не положили, а швырнули. Он за ветки и зацепился, заметил Михальченко.

- Тот, кто это сделал, не пришел сюда специально. Паспорт можно было выбросить и в мусорную урну, и в решетку водосточного люка, и куда угодно, чтобы сразу от него избавиться, - сказал Остапчук.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Михальченко.

- А то, что он попал в руки этому человеку где-то здесь, и по дороге отсюда он его и зашвырнул в кусты.

- Куда ведет эта тропинка? - спросил Михальченко и у спортсмена.

- Она соединяет шоссе с просекой.

- А просека?

- С одной стороны начинается у сквера, пересекает всю рощу и другим концом тоже выходит к шоссе.

- Которое ведет к аэропорту? - спросил Остапчук.

- Да.

- Ну и что? - Остапчук посмотрел на Михальченко.

- Покумекаем, - ответил тот. - Поехали.

Тем же путем возвращались к машине.

- Что у тебя с этим делом? С Басиком? - тихо спросил Михальченко Остапчука.

- Вроде видели его в Боровичах.

- Далеченько. Чего он туда махнул?

- Разберемся...

- Остапчук прав, - сказал Левин. - Если не соврал мне Иегупов, что проводил Тюнена до начала просеки, значит Тюнена кто-то настиг на ней где-то посередине, по пути к шоссе. Вряд ли этот "кто-то" пришел бы в рощу из города специально, чтоб избавиться от паспорта Тюнена. Это можно было сделать в городе в любом месте. Паспорт попал к неизвестному нам человеку в руки там, в роще. Там он его и выбросил, возможно, забрав из него авиабилет. Да, Остапчук прав. Когда ломбард откроют?

- Я справлялся. Сказали "на днях". Наша точность! Простой у нас получается, - огорченно сказал Михальченко.

- Не будет простоя, Иван Иванович. Звонил отставной полковник Кукин. Откликнулся на объявление в газете. Из "Комиссионторга" его переадресовали к нам. Плащ купил он. Надо выяснить, тот ли этот плащ. Вот так.

- Смотри-ка! А я ведь на этом поставил крест! - оживился Михальченко.

- Ты уж забери этот крест, нам с тобой его еще нести и нести. А пока что связывайся с Кукиным. Вот координаты, - Левин протянул Михальченко листок бумаги...

После полудня Михальченко отправился в санчасть на процедуры: массаж и озокеритные ванночки для руки. Постепенно рука оживала, контрактура все меньше и меньше сковывала пальцы. Может все шло бы быстрей, если б ходил на процедуры ежедневно, как и положено. Но случалось, из-за занятости пропускал два-три дня в неделю. Он понимал, что в итоге придется идти за третьей группой на ВТЭК...

В коридое санчасти он увидел сидевшего на стуле Остапчука.

- Ты чего здесь? - удивился Михальченко, опускаясь на пустой стул рядом.

- Зуб. Всю ночь не спал, хоть на стену лезь.

- А чего ждешь?

- Там есть больной, - кивнул Остапчук на дверь, за которой выла бормашинка. - Мне, наверное, тоже сверлить будут? - словно ожидая утешения, спросил Остапчук. - Боюсь, зараза. Больно, говорят.

- Ты что, первый раз к зубному?

- Первый.

- Слышь, Максим, ты мне сказал, что Басика засекли в Боровичах, не идет у меня одна думка из головы. Басик, как я понял, добывает оружие для этого кавказца. В Боровичах в 1941 был УР [укрепрайон]. Там шли сильные бои с немцами. По сей день пацаны находят винтовки, гранаты, немецкие автоматы. Живы еще люди, которые знают в лесах места, где этого добра погуще. За хорошие бабки, а тут Басик скупиться не станет, сводят его в лес, подскажут, где искать.

- Кишка у него тонка, у Басика, допереть до этого. Да и не так уж мало он взял в школе ДОСААФ.

- Не скажи. На параше посидишь - до чего хочешь додумаешься. А разве ты не читал в газете, что на Смоленщине и еще где-то, где бои с немцами большие шли, пацаны оружие и боеприпасы находили, а потом туда уголовный элемент потянулся?

Из кабинета стоматолога вышел больной, держась за щеку.

- Входите! - раздался голос из кабинета.

- По мою душу, - вздохнул Остапчук, поднимаясь. - Ты про то, что говорил, пока помалкивай. Тут крепко подумать надо, а потом можно и руководству доложить...

Михальченко пошел в конец коридора в процедурную.

Через час Остапчук шел из санчасти домой. Хотелось скорее добраться до постели и заснуть. Болела губа, надавленная рукояткой зеркальца, ныла десна, в голове гудело от мучений минувшей бесонной ночи и от визга бормашины во рту. Но прежней - дергавшей, бившей в висок и в железу под челюстью боли уже не чувствовал. Остальное можно было терпеть, "переспать", как сказал он себе.