Андерс Рослунд: Дитя мрака

— Это она.

Он рассказал Сильвии. А спустя три недели ее мать попросила передать записку. И теперь он сидит на скамейке и думает, что лучше бы ему держать язык за зубами.

— Янника. — Он крепко держал фотографию. — Она… такой она была, когда впервые спустилась под землю. Вся чистая, и кожа, и одежда. Ей хватило недели. Когда я увидел ее в следующий раз, она была грязная, в саже, волосы всклокоченные, взгляд мутный, как у тех, кто сидит на таблетках.

Свен Сундквист убедился, что бродяга говорит правду.

— Я уже задавал этот вопрос. И теперь повторю. — Он взглянул на Миллера: — Она жива?

Солнце погостило недолго и уже скрылось. Скамейки утонули в тени, стало еще холоднее. Миллер слегка покачивался взад-вперед, потом кивнул:

— Да.

— Она внизу?

— Я видел ее всего несколько часов назад. Она выглядела встревоженной, не разговаривала со мной как обычно.

Он опознал Яннику Педерсен. Опознал несовершеннолетнюю из Хельсингборга. Утверждал, что в комнате с вазами и картонными коробками живут еще десять женщин, из которых три несовершеннолетние. Свен Сундквист глядел на покачивающуюся спину Миллера и на хрупкую женщину, которая будто не шла, а парила в воздухе, провожал их взглядом до школьной ограды, за которой начиналась Санкт-Ёрансгатан. Он явственно чувствовал, как в нескольких метрах под ними дышат бездомные шведские дети.

Эверт Гренс поплотнее обмотал шею шарфом и натянул еще одну пару перчаток поверх тонких матерчатых. Он мерз нечасто, но ветер усилился, и на открытых пространствах Кунгсбру мороз кусался вовсю. Гренс шел медленно, двадцать минут от Крунуберга до дома, на седьмом этаже которого была прокуратура. Проходя мимо автомобилей у входа, он с улыбкой вспомнил пыльные штрафные квитанции, которые вчера вечером впервые достал из бардачка.

Они уже были там. Огестам сидел за своим письменным столом, Свен и Херманссон — за небольшим столом для совещаний в углу кабинета. Красивая комната. Обставленная антикварной мебелью, с видом на старый Стокгольм. Но, несмотря на множество совместных расследований, Гренс был здесь всего несколько раз, приходил, только когда не удавалось увильнуть от визита.

— Ты сегодня ездил в город, Огестам?

Все пили чай из большого термоса, который стоял на столе для совещаний. Наполняя чашку, Гренс смотрел на прокурора.

— Я прогулялся сюда пешком, подумал, что припарковаться будет трудновато.

Ларс Огестам пил чай, посчитав за благо смолчать. Свен Сундквист и Марианна Херманссон не понимали, к чему клонит Гренс, но заметили, что вид у комиссара очень довольный и что он с трудом сдерживает улыбку.

— Расследование по подозрению в торговле людьми. — Огестам встал. — Я его закрыл. — Он прошелся по кабинету, с тонкой папкой в руке, сорок три ребенка как отбросы. — У меня нет выбора. У нас нет выбора. Вы же были вчера на совещании. И слышали, что сказал Хорст Бауэр.

Решение Огестам принял еще тогда, во время беседы по-немецки за дверью кабинета Гренса, с глазу на глаз, это одно из многих преступлений, которые им известны, но никогда не будут доказаны.

Он положил папку на стол рядом с термосом, однако Херманссон остановила его.

— Вчера вечером, — сказала она, — я сидела на садовой скамейке возле двухэтажного дома в Викшё. Жуткий мороз и полуметровый снег по всей лужайке. Я приехала поговорить с девочкой, которая помогла нам опознать трех преступников. Уговаривала ее вернуться в дом. Она отказывалась. Она мерзла, дрожала, но еще не кончила кататься. Так она сказала. Я еще не кончила кататься.

Херманссон описала регрессию у пятнадцатилетней девочки, припадок эпилепсии у двенадцатилетнего мальчика, недетский страх маленьких людей, которые в своих желто-синих комбинезонах совсем недавно стояли в Крунуберге перед зданием полицейского управления, думая, что они в Шотландии.

— У меня нет выбора. Ты же знаешь, Херманссон. Ты сама говорила с Бауэром. — Огестам кивнул на синюю папку. — Я мог бы изменить формулировку и возбудить дознание о незаконных действиях в отношении детей. Но даже в таком случае мы не сможем доказать преступления подозреваемых, которых защищает Румыния. Если они и понесут наказание за свои предполагаемые преступления, это произойдет там.

Херманссон сглотнула, посмотрела на Эверта, потом на Огестама.

— По-твоему, это правильный выход?

— Нет. — Огестам развел руками. — Чертовски неправильный. И так считают все в этой комнате. — Он повернулся к Гренсу: — Или… Эверт, ты-то как думаешь?