Андерс Рослунд - Дитя мрака

Когда он вернулся в кульверт под больницей Святого Георгия, тишина была забыта.

Свен Сундквист и Людвиг Эрфорс, стоя посреди коридора, разговаривали — о чем, он толком не понял. Кинолог с собакой ждал у ограждения дальнейших распоряжений. Нильс Крантц получил ключ, отпер дверь в стене и сейчас, громко и фальшиво насвистывая, выявлял на внутренней поверхности двери отпечатки пальцев — орудовал кисточкой и порошком.

Эверт Гренс не спеша направился к двери. И остановился, когда Крантц раздраженно замахал рукой, — попробовал вглядеться в темноту проема. Кромешный мрак, в котором глаза вообще отказывались что-либо различать. Огромная цементная труба, уходящая вдаль, пожалуй, какая-то черная планка под потолком, а больше ничего. Но вот запах. Тот самый, кисловатый, дымный, как от убитой женщины. И тепло, здесь явно теплее, чем в кульверте.

Вот откуда ты взялась.

— Я закончил, — удовлетворенно произнес Нильс Крантц. Его миссия, осмотр места преступления, была завершена.

Ты умерла там.

— Больше не будешь мазать?

— Дверь открыта.

Гренс обернулся к кинологу. Примерно в его годах. Но более подтянут, и волос побольше. Собака неподвижно сидела у его ног. Овчарка, почти черная, гораздо темнее тех, каких он помнил по былым временам.

Четкие, отлаженные движения, чуть ли не автоматические.

Ременная шлейка, пятнадцатиметровый поводок, пристегнутый к ней карабином и пока что выпущенный совсем немного.

Улавливая сигналы, тренированное животное нетерпеливо заскулило и забило хвостом.

Кинолог перехватил взгляд Гренса и повел собаку к дверному проему.

Потом сделал знак рукой.

Вперед, в туннель.

Следующей командой он задал направление: прямо!

Она посмотрела на часы, лежавшие на ящике у стены. Маленькие, из серебристого металла, с голубым циферблатом. Она смотрела на них раз в неделю. Лишь раз в неделю ей нужно было знать время.

11:05. Еще почти час.

Лео опять проснулся, нервно зашевелился, с ним так бывало временами, когда вокруг становилось опасно, а он не мог спрятаться. Она привыкла к подобным случаям и иногда давала ему свои таблетки, хотя их едва хватало, справлялась с собственным страхом, но видеть его страх была не в силах.

Сегодня холоднее. Она мерзла в туннеле по дороге к Миллеру, но решила, что зябнет оттого, что не выспалась. Сейчас они оба мерзли. Лео, дрожа, стоял посреди комнаты, она набросила поверх куртки одеяло, но все равно не согрелась.

— Это не обязательно.

— Знаю.

Он открыл дверь, вышел в туннель. Следующая комната была в двух шагах. Дверь, разумеется, железная, ключ — один из связки поменьше.

Комната вроде той, где они жили. Такая же большая, холодные бетонные стены, электропроводка под потолком. Вероятно, подобно многим другим помещениям в этой части подземелья. Их строили как своего рода склады на случай войны.

Сейчас тут был их склад.

Он всегда на замке, ни дым, ни крысы сюда не проникали.

Лео заполнил все помещение, от пола до потолка. Аккуратно ставил ящик на ящик, загружая их тем, что приносил ночами из домов, выходивших непосредственно в туннель. Слева стояла еда, консервы и бакалея, частью из армейских запасов, частью со складов продовольственных магазинов «ИКА». Посредине — четыре стопки желтых одеял, совсем новых, упакованных в прозрачный пластик. Справа — одежда, в основном форменная, со складов транспортного ведомства, предназначенная для водителей автобусов, машинистов поездов метро, дежурных.

На единственной пустой стене — два больших крючка с плечиками, на которых висело по комплекту синей униформы. Она сняла штаны, длинную юбку, кофты и куртку. Осталась в трусах и лифчике. Ей опять стало холодно, кожа во многих местах покраснела и воспалилась, растертая сырой одеждой.

Руки.

Они трогали ее промежность, хватали за грудь.

Раз в неделю. Здесь, внизу, достаточно одного раза.

Она надела форменную куртку, брюки, слишком широкие в бедрах, пуловер с треугольным вырезом и голубой каймой, даже кепку, у которой был мягковатый козырек.

Она терпеть не могла воду.

Снова вошел Лео, он, как всегда, выходил, чтобы не смущать ее.

— Ты знаешь, что надо делать.

Они смотрели друг на друга. Голос у него звучал твердо. Как всегда. В руках он держал маленькую связку, с которой снял два ключа. Один грубый, угловатый, второй обыкновенный, вроде того, какой у нее был раньше, от квартиры.

— Если кто-нибудь тебя остановит. Если спросит. Если вдруг, чего доброго, потеряешь ключи. Ничего не говори. Ты ничего не знаешь.