Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

Он загнал «чероки» поближе к решетчатому забору, вылез, захлопнул дверцу, пискнул ключом защиты и направился к подъезду. Ступив в предподъездную освещенность, он услышал вибрирующий то ли от страха, то ли от ненависти голос:

— Сырцов!

Тут же прозвучал выстрел. Еще не зная, цел он полностью или уже слегка потревожен пулей, Сырцов кинул себя на землю и, перекатываясь по своей оси, вырвал из сбруи кольт. Человек по ту сторону света нервно палил. Сырцов замер в ночной тени и считал выстрелы. Раз, два, три. Человек осторожно шагнул в свет и оказался Хунхузом. Вот тогда и выстрелил Сырцов. Он целился в голову Пая и попал в голову Пая. Иного выхода не было. Только на поражение. Тишина. Но на несколько секунд. Тишину разорвал отчаянный женский крик, донесшийся сверху, с его двенадцатого этажа:

— Жора!

Надо же, Дарья, явившаяся без спроса. А сверху неслось:

— Жора! Жора!

Лихорадочно вспыхивали окна его дома. Самые храбрые жильцы (храбрые от того, что жили высоко) вышли на балконы. Локальный шухер. Если и были у Хунхуза подельники, то уже слиняли. Сырцов поднялся, вошел в свет (чтобы Дарья его увидела) и громогласно приказал:

— Умолкни, Дарья!

Дарья умолкла. Теперь, пока не набежали ночные московские зеваки, можно и осмотреться как следует. Он попал в голову, но куда точно — неясно. Хунхуз лежал на животе, лицом вниз. Он и в смерти был пластичен, мастер карате: в струну вытянутое тело стремилось правой рукой к лежавшему в метре от этой руки тяжелому пистолету.

Путь был недалек: от смирновской дачи до виллы поп-звезды метров двести, не более. Дачная Ксения шла колеей, с наслаждением топча босыми ногами нежную пыль. У нарочито селянской (но с электроникой) калитки остановилась и, положив подбородок на верхнюю рейку, поискала глазами в культурном экстерьере виллы кого-нибудь из обитателей. Думала увидеть домоуправительницу Берту, а увидела саму хозяйку. Поп-звезда в специальной пристроечке махала специальным веером, стараясь раскочегарить березовые угли в шикарном мангале. И не зря: уже ощутимо попахивало шашлыком.

— Привет! — поздоровалась Ксения.

Поп-звезда обернулась, выпрямилась. В коротких шортах, в легкоатлетической маечке, прикрывавшей, по сути, только грудки, была хороша и подчеркивала это: оттопырила нижнюю губку, пытаясь сдуть павшую на глаза прядь — не получилось, взметнула с отработанным изяществом руку, чтобы загнать непокорные волосы под шпильку, — удалось. Откликнулась с опозданием:

— Здорово! Заходи!

— Твоего Жорку пахан на стрелку кличет! — басом сообщила Ксения. Но Дарья не приняла игры в развеселую залепуху. Ответила подчеркнуто безапелляционно:

— Георгий спит.

— Так разбуди! — слегка обиженная Дарьиной строгостью, надавила Ксения.

— Раскомандовалась тут со своим Смирновым! Георгия всю ночь ваши менты трепали. Пусть поспит!

— «Ваши»! — передразнила Ксения. — И ваши. Твой Жора тоже не из пажеского корпуса. Все они из одной конюшни.

Окно на втором этаже распахнулось, и всклокоченный Сырцов явил себя для того, чтобы укорить прекрасных дев:

— И орут, и орут!

— Жора, тебя Дед зовет! — объявила настырная Ксения.

— Это для меня он Дед, а для тебя, пигалица, Александр Иванович. Дарья, когда шашлык будет готов?

— Через десять минут.

— Шашлыки поедим, а тогда пойдем.

— Жорка, он рассердится, — предупредила Ксения.

— Я-то не рассердился, когда в семь часов он, не слушая, прогнал меня.

— Ему про тебя по телефону Махов все рассказал. Чего тебя слушать!

— Так на кой ляд ему я?

— Чтобы ты его слушал.

— Ладно. Пожру и пойду. Ксюша, а ты шашлыка хочешь?

— Хочу, — без стеснения призналась Ксюша.

…Дарью с собой не взяли, не ее эти дела. Обратный путь Ксения держала по мягкой траве у палисадов. Окончательно проснувшийся Сырцов был бодр и энергичен до того, что, сам не замечая как, вырвался вперед. Опомнился, обернулся и выразил недовольство:

— Не отставай!

Ксюша нагнала его, сказала тихо и решительно:

— Ты, Жора, вчера убил человека.

— Откуда знаешь? — быстро спросил Сырцов.

— Я подслушала телефонный разговор Александра Ивановича с Маховым. Но не в этом дело. Дело в том, что ты вчера убил человека. И в том, что ты сегодня улыбчив и жизнерадостен, как всегда.

Они остановились, зло уставившись в глаза друг другу.

— И ты в ужасе и гневе, что я такое чудовище. Долго же ты ждала, чтобы высказаться.

— Я простодушную и добрую Дарью пожалела.