Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

В пустоватой, неоправданно большой гостиной его ждали. Хозяин, в прошлом знаменитый футболист, а ныне тренер, познакомил его с еще одним своим гостем — Героем России полковником Корнаковым. Втроем устроились за обеденным столом, сервированным с мужским размахом и непритязательностью. Пока Костя разливал по первой, Смирнов для порядка затеял светскую беседу:

— Как ты решился жить в таком пенисе, Костя? А вдруг опадет?

— Архитекторы утверждают, что его эрекция рассчитана на сто лет как минимум. Так что на мою жизнь хватит, — откликнулся Ларцев.

— Ну, ну. Только мне помнится, что специалисты по эрекции — не архитекторы, а сексологи.

— Выпьем и разберемся, — решил Костя. — Со свиданьицем.

Выпили, конечно, водки. И, естественно, закусили селедочкой. Мрачноватый полковник Корнаков, промокнув рот черняшкой, сразу же после первой — торопился, наверное, — без преамбул вступил в деловой разговор:

— Я согласился на встречу с вами, Александр Иванович, по настоятельной просьбе моего друга Константина. Но, если честно, особого смысла в этой встрече я не вижу. Ничем не могу быть полезен вам. Да и вы мне, наверное.

— Вы, Василий Федорович, даже ошибаетесь с солдатской прямотой, — лениво отозвался Смирнов, уже за хозяина разливая по второй.

— Я — офицер, Александр Иванович.

— Не просто офицер. Вы — полковник. А я всего лишь капитан.

— Насколько мне известно, вы — не капитан, а тоже полковник. Только милиции.

— Мой последний армейский чин — капитан.

— Вы служили в армии? — удивился Корнаков.

— Я воевал в армии.

— Это когда же? — удивился сбитый с толку Корнаков.

— С сорок второго по сорок пятый, — ответил Смирнов и горько добавил: — Прошлого века.

Неуютно стало Герою России, неловко. От смущения задал еще один бестактный вопрос:

— Простите, Александр Иванович, а сколько вам лет?

— Знаешь, сколько лет народному артисту Владимиру Зельдину?

— Неужто… — начал было армейский полковник, но вовремя умолк.

— Откинь десятку и попадешь в десятку.

— Вы со мной на «ты»?

— Я, Василий Федорович, старый, очень старый человек. Все кажется, что вокруг меня то ли детки мои, то ли внуки. Прошу простить за стариковскую бестактность.

Опять старый хрен держал верх. Пришлось отступать.

— Это вы меня извините, Александр Иванович…

— Да что уж там. Мне по душе хороший офицерский гонор. Погоны следует уважать не менее, чем печальную старость.

— Старость разве обязательно печальная?

— Если не печальная, то противная. Помните у Тютчева? «И старческой любви позорней сварливый старческий задор».

Константин понял, что первый раунд за явным преимуществом выиграл Смирнов, и быстренько развел боксеров по углам.

— Вася, я же тебя предупреждал, что он мудрый, как змей, и неожиданный, как Мухаммед Али. Первый раунд ты проиграл. Давайте перед вторым для восстановления сил выпьем. Давно уже нолито.

Выпили по второй. Корнаков закусывал и незаметно поглядывал на Смирнова: сильно заинтересовал его старичок. Старичок же, делая вид, что его ничто не интересует, кроме закуски, старательно жевал магазинный салат. Первым не выдержал молодой:

— Александр Иванович, я не понравился вам?

— Не в этом главное, Василий Федорович.

— В чем же главное?

— Главное, чтобы я понравился вам.

Трудно продолжать беседу после такой реплики. Пришлось сыграть интермедию. Как бы впервые заметив богатую камышовую трость Смирнова, зацепленную за спинку стула, Корнаков уважительно спросил:

— Ногу вам повредили на войне, Александр Иванович?

— Кто бы тогда меня в милицию взял? Это уж среднеазиатские жиганы расстарались. Из больших тамошних начальников… — Ответил и в чарующей улыбке показал свои красивые искусственные челюсти. — Значит, пока не разобрался, нравлюсь я тебе или нет? — И испуганно спохватился: — Смотри ты! Опять на «ты»! Извините еще раз, уважаемый, Василий Федорович!

— Что тут поделаешь! — посочувствовал Корнаков. — Как сказал еще один поэт: «…привычка свыше нам дана». Не отказываться же вам от своих привычек!

— Следовательно, согласны благожелательно реагировать на мои маразматические оговорки?

— Добавлю только: на как бы маразматические.

— Господи, как вы мне надоели! — взвыл Константин. — Бесконечные диалоги из пьес Радзинского! Уже и ежу понятно, что в конце концов вы понравились друг другу. Разливаю по третьей, выпиваем, и вы, Александр Иванович, с низкого старта начинаете забег.