Донна Леон - Мера отчаяния

— Понятно, — сказал Брунетти. — Где все это производится?

— Там. — Санди махнул рукой куда-то вдаль, в направлении фабрики Буонавентуры. — Существует специальный персонал, который работает по ночам. Они изготовляют медикаменты, наклеивают этикетки, пакуют товар в ящики. А потом его отвозят в аэропорт.

— Почему? — произнес Брунетти и, видя, что Санди не понимает вопроса, пояснил: — Почему плацебо? Почему не настоящие лекарства?

— Средства от гипертонии — особенно они — и некоторые препараты для диабетиков очень дороги. Так что они используют плацебо, чтобы снизить, так сказать, стоимость производства. Вы его спросите, — добавил он, указывая в сторону кабинета, где находился Буонавентура.

— Что происходит в аэропорту?

— Все как положено. Мы грузим товар на самолеты и отправляем получателю. Никаких проблем не возникает. Обо всем давно позаботились.

— Все эти препараты реализуются коммерческим способом? — задал следующий вопрос комиссар: — ему в голову пришла еще одна интересная мысль. — Или что-то раздается бесплатно?

— Мы продаем значительную часть товара благотворительным организациям, если вы это хотите знать. ООН и так далее. Мы делаем им скидку, и товар освобождается от налогов. Ведь он идет на благотворительность.

Брунетти не позволил себе как-либо отреагировать на услышанное. Похоже, Санди известно многое, и он не просто водил фургоны в аэропорт.

— А в ООН проверяют содержимое?

Санди презрительно фыркнул:

— Их волнуют только фотографии, сделанные в тот момент, когда они раздают медикаменты в лагерях беженцев.

— Вы и в лагеря посылаете тот же самый товар?

— Нет, туда по большей части средства от диареи и амебной дизентерии. И сироп от кашля. Они там такие истощенные, что нуждаются именно в этих лекарствах.

— Понятно, — проговорил Брунетти. — И долго лично вы в этом участвуете?

— Год.

— В какой должности?

— Я — начальник производства. Прежде я работал на Митри, на его фабрике. А потом перебрался сюда. — Он скривил лицо, словно воспоминание о случившемся вызывало у него боль или сожаление.

— Митри занимался тем же самым?

Санди кивнул и добавил:

— До тех пор пока не продал фабрику.

— А почему он ее продал, вы не знаете?

Санди пожал плечами:

— Я слышал, что он получил предложение, от которого не смог отказаться. То есть небезопасно было отказываться. Ее хотели купить какие-то большие люди.

Брунетти прекрасно понимал, что он имеет в виду, его удивило лишь одно: даже теперь Санди боится прямо назвать организацию, которую представляли эти «большие люди».

— И он продал фабрику?

— Да. Но он порекомендовал меня своему шурину, Буонавентуре. — Упоминание этого имени пробудило его от воспоминаний. — Будь проклят тот день, когда я стал на него работать!

— Из-за этого? — спросил Брунетти, жестом указывая на мрачную пустую комнату, в которой они находились.

Санди согласно кивнул.

— А Митри участвовал в делах фабрики? — поинтересовался Брунетти.

Санди поднял брови с выражением деланого удивления:

— Какой именно?

Брунетти с силой стукнул кулаком по столу прямо перед Санди — тот подскочил, словно комиссар его ударил.

— Не тратьте попусту моего времени, синьор Санди! — крикнул он. Санди не ответил, и тогда Брунетти наклонился к нему и спросил: — Вы меня поняли?

Санди с испугом кивнул.

— Вот и хорошо, — успокаиваясь, произнес Брунетти. — Так что с фабрикой? Митри принимал участие в ее работе?

— Наверняка.

— Почему вы так считаете?

— Он иногда приезжал сюда, чтобы помочь по химической части: составить какую-нибудь формулу или рассказать шурину, как должен выглядеть тот или иной препарат. Он хотел быть уверен в том, что товар смотрится надлежащим образом. — Санди взглянул на Брунетти и пояснил: — Точно не скажу, но думаю, он приезжал именно за этим.

— Часто?

— Может, раз в месяц, иногда даже чаще.

— Они ладили? — спросил Брунетти, а потом уточнил: — Буонавентура и Митри.

— Не слишком. Митри был женат на его сестре, так что им приходилось поддерживать отношения, но, похоже, им обоим это не нравилось.

— А вам известно что-нибудь насчет убийства Митри?

Санди энергично затряс головой:

— Ничего. Совершенно ничего.

Брунетти выдержал паузу и осведомился:

— Здесь, на фабрике, ходили какие-нибудь слухи?

— Слухи всегда ходят.

— Об убийстве, синьор Санди. Что говорили об убийстве?

Санди молчал — то ли пытаясь вспомнить, то ли взвешивая все «за» и «против». Наконец он заявил: