Донна Леон - Мера отчаяния

— С той историей покончено? — спросил он, зная, что она поймет.

— Не думаю, Гвидо, — ответила она с сомнением и сожалением в голосе.

— Почему?

— Потому что в газетах написали о случившемся как об обычном акте вандализма — из той же серии, что перевернутая урна или вывороченное сиденье в поезде.

Брунетти промолчал, хотя его так и подмывало возразить, и стал ждать продолжения.

— Это не случайность, Гвидо, и никакой не вандализм. — Она закрыла лицо руками, ее голос звучал глухо из-под сомкнутых ладоней: — Люди должны понять, почему это произошло, они должны знать, что эти типы занимаются отвратительным, аморальным делом и их нужно остановить.

— Ты подумала о последствиях? — спросил Брунетти ровным голосом.

Она убрала руки и внимательно посмотрела на него:

— Я двадцать лет замужем за полицейским — конечно, я подумала о последствиях.

— Для тебя?

— Да.

— А для меня?

— Конечно.

— И они тебя не пугают?

— Пугают. Я не хочу потерять работу, не хочу, чтобы твоя карьера пострадала.

— Но?..

— Знаю, ты считаешь, я занимаюсь показухой, Гвидо, — произнесла Паола и продолжила, прежде чем он успел что-либо возразить: — И ты прав, но только отчасти. Все не так, совсем не так. Я делаю это не для того, чтобы попасть в газеты. Признаюсь тебе, я боюсь тех бед, которые наверняка обрушатся на нас в результате. Но я должна это сделать. — Он вновь попытался возразить, но она не дала: — То есть кто-то должен это сделать, или же, если пользоваться безличной формой, которую ты так не любишь, — она мягко улыбнулась, — это нужно сделать. — Не переставая улыбаться, она сказала в заключение: — Я готова выслушать все, что ты скажешь, но не думаю, что изменю свое решение.

Брунетти поменял положение ног — теперь левая оказалась сверху — и заметил:

— В Германии новое законодательство. Теперь они могут преследовать немцев за преступления, совершенные в других странах.

— Я знаю, знаю. Читала статью, — сказала она резко.

— И чем ты недовольна?

— Один-единственный человек был приговорен к нескольким годам тюрьмы. Big fucking deal, как говорят американцы, — подумаешь, делов-то! Сотни, тысячи людей ездят в секс-туры каждый год. Тот факт, что одного из них посадили в тюрьму — в комфортабельную немецкую тюрьму, с телевизором и еженедельными посещениями жены — не помешает остальным ездить в Таиланд.

— А то, что ты собираешься сделать, помешает?

— Если никто не будет организовывать подобные туры, заказывать номера в гостиницах, питание, гидов, которые отвозят этих «туристов» в бордели, тогда, думаю, меньше народу станет ездить. Знаю, этого мало, но хоть что-то.

— Они будут добираться туда самостоятельно.

— Их станет меньше.

— Но все-таки кто-то ведь все равно поедет?

— Вероятно.

— Тогда зачем все это?

Она с досадой покачала головой.

— Думаю, ты говоришь так, потому что ты — мужчина, — сказала Паола.

И вот тут Брунетти разозлился:

— И что это значит?

— Это значит, что мужчины и женщины по-разному смотрят на насилие. И так будет всегда.

— Почему? — Голос его звучал ровно, хотя оба они чувствовали злость, которая стеной встала между ними.

— Потому что, сколько бы ты ни пытался представить себе суть проблемы, для тебя она всегда останется лишь упражнением ума. С тобой такого не может случиться, Гвидо. Ты большой и сильный, а еще ты с детства привык к разного рода насилию: футбол, драки с мальчишками, в твоем случае — еще и полицейская школа.

Она заметила, что его взгляд стал невнимательным: он и прежде слышал подобные речи и никогда не верил им. Она считала, что он просто не хочет верить, но никогда ему этого не говорила.

— У нас, женщин, все по-другому, — продолжила она. — Мы всю жизнь вынуждены бояться насилия и думать о том, как его избежать. И каждая из нас знает: то, что происходит с этими детьми в Камбодже или Таиланде, может произойти с нами. Все очень просто, Гвидо: ты большой и сильный, а мы нет.

Он не отреагировал, поэтому Паола заговорила снова:

— Гвидо, мы годами это обсуждаем, но так и не пришли к согласию. И сейчас не придем. — Она замолчала, потом попросила: — Потерпи еще немного, а потом я выслушаю тебя. Хорошо?

Брунетти пытался быть любезным, открытым и доброжелательным, он хотел ответить: «Да, конечно», но смог выдавить только натужное:

— Да.

— Подумай об этой подлой статье в журнале. Это один из главных источников информации в стране, и социолог — уж не знаю, где он там преподает, но наверняка в каком-нибудь крупном университете — считается экспертом, и люди поверят его словам. Так вот, он пишет в своей статье, что педофилы любят детей, потому что мужчинам удобнее, если все в это поверят. А мужчины правят этой страной.