Николай Шпанов - Ученик чародея

Если бы вагон электрического поезда не был почти пуст, Грачику не избежать бы удивлённых взглядов, когда он, заметив, что поезд замедляет ход и услышав выкрикнутое кондуктором название станции «Предайне», сорвался, словно ужаленный, и выскочил на платформу. Он бежал к кассе, чтобы взять билет на ближайший поезд в обратном направлении — прочь от Риги! Казалось, что осуществление идеи, пришедшей ему, как внезапное и блестящее решение вопроса о принадлежности отцу Шуману рубашек, не терпит отлагательства. Он должен был предотвратить возможность сговора, предупреждения священника или подстраивания Альбиной нужных ей обстоятельств, ежели она сказала на допросе неправду. Недавнее доверие к старушке снова сменилось смутным ощущением её неискренности: матушка Альбина перестала казаться такой простодушной болтуньей, какой, очевидно, прикидывалась. Грачик в волнении мерил шагами платформу станции Предайне. Сумерки быстро сгущались. Молодому человеку чудилось, что со светом дня уходит и надежда на благополучное решение задачи с рубашками (представлявшееся сейчас удачным и едва ли не единственным), без необходимости прибегать к обыску у Шумана. Драгоценные минуты бежали, казалось, неизмеримо быстрее, чем двигались ленивые стрелки часов.

Наконец, Грачик был снова в С. Он разыскал женщину, стиравшею бельё Шумана, и объяснил ей, что она должна завтра же утром попытаться получить в стирку недостающую рубашку работы Альбины. Но, к его разочарованию, прачка заявила, что не может быть и речи о том, чтобы ей стирать верхнее бельё священника. Отец Шуман носит его туго накрахмаленным, вымытым особым способом, каким нынче стирает в С. только одна женщина — мать Альбина.

Почему же Альбина не сказала Грачику, что сама стирает священнику сшитые ею рубашки? Не могла же она в таком случае не знать, есть ли у пастора ещё одна сорочка или нет? В таких условиях нечего было и думать послать её на разведку о бельё.

Грачик вернулся на вокзал в С. и снова сел в поезд с настроением, сильно испорченным по сравнению с прежним. Но под влиянием ли обстановки в людном вагоне, такой же, в какой он так недавно испытывал душевное удовлетворение, или, может быть, просто в силу молодости и свойственного ему оптимизма — мало-помалу к нему постепенно возвратилось состояние скорее удовлетворения, нежели подавленности. Нарушенный строй размышлений восстановился, и Грачик обратился мыслями к тому, что было до неприятности с Альбиной, что заставило его испытать сегодня такую чудесную лёгкость. На протяжении всего пути до прокуратуры он размышлял над вопросом о двух выстрелах в лжемилиционера. Несомненно, первым был несмертельный выстрел в спину. После этого раненый повернулся к стрелявшему и в борьбе получил вторую пулю в грудь. Было бы нелепостью предположить, что первым был выстрел спереди. Поскольку он был сделан в упор, почти невероятно, чтобы раненый повернулся к стрелявшему спиной. Даже если борьба была неравной, было бы безрассудством искать спасения в бегстве от близко стоящего человека, вооружённого пистолетом. Это абсурд. Да, да: выстрел в спину, короткий шок, раненый остаётся на ногах и ещё имеет силы повернуться лицом к нападающему в попытке защищаться. Тут, получив вторую пулю в грудь, он валится на спину. На это указывают и кровоподтёки прижизненного происхождения на затылке и на спине жертвы.

Мог ли Грачик допустить, что лжемилиционер убит Круминьшем? Такое допущение стало бы для Грачика возможно, если б он уже не составил себе ясной картины убийства самого Круминьша. Один из двух преступников был лжемилиционер. Он оказался убитым после повешения Круминьша. Было почти невероятно, чтобы главарь оставил своего помощника с Круминьшем в положении, когда молодой человек легко осуществил нападение на конвоира, отнял у него оружие и убил его двумя выстрелами. Также нелепо допустить, что, убив одного из своих противников, Круминьш не сделал попытки убить и второго. А о том, что такой попытки не было сделано, свидетельствует отсутствие следов борьбы на теле повешенного. Наконец, легко себе представить, что если бы произошла борьба, если бы главарь бросился на помощь своему раненому сообщнику, то едва ли бы он уже рассуждал, как покончить с Круминьшем. Главарь наверняка сам стрелял бы в него или нанёс бы ему смертельный удар иным способом. Ничего этого, очевидно, не было. Отсюда можно сделать вывод: убийство Круминьша совершено двумя преступниками. После этого один из них — «милиционер» — был убит своим сообщником. Дальше: какие основания могли быть у помощника, чтобы отделаться от главаря? Вероятнее предположить, что именно главарь решил отделаться от помощника, сделавшего своё дело и ставшего ненужным свидетелем преступления. Следовательно, «утопленник» был помощником главного действующего лица, а не руководителем диверсии. И следовательно…