Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое

Лапсинь помялся, подумал. Влез за поленницу. Щель кончалась у стены дома.

— Нет, дальше там залезть некуда, — объявил он разочарованно.

Лапсинь посмотрел вокруг и вверх, протиснулся в самый угол, обшарил каменную ограду, концы поленьев, нагнулся, отбросил одну плаху, пролез еще дальше и скрылся с глаз.

Выяснилось, что между стеной дома и концами поленьев все же можно было пролезть — у самой земли была небольшая щель, которую прикрывала плаха, отброшенная Лапсинем, оттого мы и не заметили эту щель раньше... Но если преступник пролез здесь, то почему его не увидел Бредис, стоящий всего в восьми метрах от стены дома? Разве что Бредис смотрел только в сторону парка, куда бежал преступник, а затем и Лапсинь. У преступника была обувь на мягкой подошве. А что, если он рискнул и за спиной у Бредиса прошел по двору и скрылся в доме восемнадцать? Эту возможность мы не учитывали раньше, нам казалось, что преступник не мог бы войти в дом восемнадцать, не замеченный Бредисом.

— Такая возможность теоретически допустима, — рассуждал я вслух, — но практически не означает ли это, что он полез прямо в ловушку? Ну, прошмыгнул в дом, а дальше что? Выйти через другой ход на Дворцовую исключено, один из трех — Лусте, Лапсинь или Расинь — увидел бы его наверняка. Сразу затем явились работники милиции. Опытные преступники иногда выбирают укрытия под самым носом у сыщиков, полагаясь на то, что в таком месте никому не придет в голову их искать. Но ведь и собака не взяла след! Может быть, Джером был не совсем здоров?

Мы зашли в дом, поднялись на второй этаж. На площадке, налево — квартира Бредиса номер четыре, направо — квартира номер три. Больше квартир там не было.

Я машинально потянул за ручку двери квартиры номер четыре и отшатнулся, будто меня хватило током: дверь открывалась!

— Лапсинь, неужели Бредис, уходя из дома, не запер дверь?!

— Исключено!

— Как вы можете категорически утверждать это?

— Я же его ждал здесь, видел, как он вставляет ключ в скважину, даже слышал, как ключ поворачивается два раза. Да еще за ручку он дернул, проверил! Тут что-то неладно, факт!

— Спокойствие, Лапсинь, спокойствие! Зовите дворника и кого-нибудь из соседей.

Оба мы были взволнованы, подавленное настроение исчезло, казалось, в воздухе потрескивают невидимые искры.

Когда вошли в квартиру, нам сразу стало ясно, что тут вправду что-то неладно: на полу в комнате Бредиса были разбросаны бумаги, на письменном столе — тоже, ящики стола вытащены и их содержимое, без сомнения, перерыто...

Я позвонил Бредису в больницу и спросил, запер ли он дверь, уходя из дома, и в порядке ли оставил бумаги. Бредис встревожился, — конечно, все оставлено в полном порядке, беспорядок ему вообще несвойствен, тем более в «бумажном хозяйстве».

Значит, в квартире кто-то побывал.

Скрупулезная проверка квартиры дала, однако же, малоутешительные результаты: не было обнаружено никаких следов или отпечатков пальцев посторонних. Очевидно, здесь побывал опытный преступник. Дверь была не взломана, а искусно отперта.

Был ли это тот же человек, который стрелял в следователя? Не вскрыл ли он квартиру и стол сразу же после ухода Бредиса с Лапсинем и не вернулся ли сюда уже после стрельбы, чтобы спокойно выждать, пока уляжется внизу суматоха, а ночью уйти? Мы с Лапсинем сегодня уже подумывали о таком варианте. Если так, то дерзость преступника оправдалась, он не ошибся, считая нас... Черт, мы же как раз «у себя под носом» искали всего поверхностнее, шляпы мы, шляпы!

И все-таки, что он искал здесь? Перерыт был только письменный стол. Нет, «работал» не обычный взломщик. Скорее всего искали какие-то документы, говорящие о ходе следствия по делу об убийстве Зара... Наивный, собственно, расчет! Следователь же не хранит документы дома, разве что свои личные заметки.

Жиличка из квартиры напротив, пожилая женщина, повторила мне, как при первом опросе, что во время покушения на Бредиса ее не было дома, она уходила в гости; но и в другое время она не видела и не слышала, чтобы в четвертую квартиру кто-либо забрался или выходил из нее.

Многообещающее вторжение в квартиру Бредиса для меня обернулось пока что пустым номером.

Жилка следователя не давала Бредису покоя; он сбежал из больницы лично посмотреть, что произошло в его доме. Раненая рука висела на повязке, лицо бледное, усталое. На сей раз в его отношении ко мне я не уловил ни иронии, ни завистливой горечи. Бредис разговаривал охотно.