Смерть вознесла Маню на недосягаемую высоту. Зыбкий, неуверенный миф затвердел и обрел непоколебимость могильного надгробия.
За Олиной спиной разбегаются шепотки.
— …вечером… одна…
— …может, искала чего в мусоре. Глупенькая же. А тут на нее…
— …никто ведь и не додумался…
— …владелец-то кто?
— …разве признается…
Обсуждают втихомолку кощунственную версию случившегося. Возможно — только возможно! — что трагедия не была случайной. Кто-то мог столкнуть буфет с края оврага, пока Маня, устав бродяжничать, дремала в грудах старья и хлама. От нынешних подростков всего можно ожидать…
— …хулиганили…
— …будет поклеп-то возводить…
Оля смотрит на папу. Папа стоит на другой стороне могилы, в группе мужчин, замкнув лицо, будто на замок, тем же выражением сосредоточенной скорби, что и его товарищи.
Его рубашка помята, а у пиджака загнулся лацкан. В ботинки въелась грязь. Он ничем не отличается от жителей Русмы.
Когда Оля думает об этом, ей кажется, что безумие подкрадывается к ней на мягких лапах и нежно трогает ее за плечо.
Он бил маму.
Спал с Олиной одноклассницей.
Убил ее.
Но Оля слышит вкрадчивый шепот безумия лишь тогда, когда смотрит на его мятую рубашку с оторванной пуговицей.
Есть нечто ужасно неправдоподобное в этой обыденности зла. В том, что он так же курит, как и все остальные, и так же снимает с вешалки неглаженую рубашку, так же растерянно крутит в пальцах отлетевшую пуговицу и в конце концов сует ее в карман.
Оля не может понять, как человек, совершивший все то, что сделал ее отец, может так легко сходить за своего в группе обычных людей.
Отец соблазнил Маню Шаргунову, купив за плитку шоколада, а потом, испугавшись разоблачения, убил ее. Оля сама подсказала ему способ.
Как он заманил Пудру в Яму?
Пообещал что-то еще более соблазнительное, чем конфеты? Глупая девчонка не заподозрила подвоха. Она пришла, он спустился с обрыва и ударил ее по голове чем-то тяжелым.
Настоящее орудие преступления никогда не найдут. Для этого отец слишком умен.
Расправился ли он с ней с одного удара? Или добивал, пока она лежала, скрючившись, у него под ногами?
Оля знает, что он сделал потом. Его огромной физической силы хватило на то, чтобы сдвинуть буфет, и тот покатился, набирая скорость, по склону оврага, пока не смял встретившееся на его пути человеческое тело, как очередной мусор.
И вот теперь он пришел на ее похороны.
«Идиоты мы, — сказал Синекольский потом, когда они ушли на окраину посёлка. — Надо было догадаться, что он ее убьет. Если бы Пудра разболтала, что они… ну, того-этого… его бы посадили. А с теми, кто насилует малолеток, на зоне знаешь что делают?»
Оля не знала, и Димка ей рассказал.
«Мы должны были догадаться», — повторил он.
Но как можно догадаться, что твой отец — убийца?
Как вообще догадываются о таком?
Оля спросила у Синекольского, и тот хмыкнул. Левая половина его лица скривилась. «Ну, он мамку твою лупцует будь здоров».
Бьет, да. Но не убивает же.
«Еще Аделаида», — добавил Димка, помолчав.
Оля могла бы сказать, что между смертью человека и голубя есть разница. Но промолчала.
И потом, даже если бы они догадались… У них не было доказательств. Плед — единственное свидетельство, что сцена на чердаке им не привиделась, — исчез. Пудра мертва. Кто поверит двум подросткам, возводящим поклеп на уважаемого человека?
— Про меня скажут, что я нервический, — согласился Димка. — А про тебя — что ты решила папане отомстить, заступиться за мамку, которой от него достается. Вот и наврала с три короба. Знаешь, что после этого с нами сделают? Про тебя вообще молчу, ни тебе, ни матери жизни не будет. А меня бабаня в детдом какой-нибудь сдаст, она на днях грозилась.
— А она правда может? — Мысли Оли на минуту переключились с отца на Димкины беды.
— Без понятия. С одной стороны, родители у меня есть. — Это «с одной стороны» сказало Оле все о том, как он в действительности напуган. — С другой, наведываются раз в год… Не знаю, в общем. И узнавать не хочу.
Они замолчали.
— Белка, — решившись, позвал Димка. — Слушай… А мама твоя… она в курсе?
Оля горько рассмеялась. Мама? Милая мама, уверенная, что отец заботился о Пудре по доброте душевной? Мама, сочувственно обнявшая его, когда пришло известие о гибели Мани?
Мама живет от побоев до побоев. Мама старается сделаться все незаметнее, что не так-то просто с ее габаритами. Мама оправдывает своего мучителя: я действительно зашла в ванную когда он брился ты же знаешь как папа этого не любит это моя вина нет-нет уже почти не болит…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу