Николай Андреев - Убейте прохожего!

И тут я внезапно подумал: «А почему, собственно, „по мнению Романова“? Почему Виктор и на самом деле не мог быть убийцей ну хотя бы для начала своей родной сестры Виолетты? У него как раз и мотив для этого подходящий имелся – наследство».

Эта мысль показалась мне настолько интересной и, чего там греха таить, приятной, что я не решил обдумать ее самым тщательным образом. А, обдумав, нашел подтверждение своей догадке. Вспомнил: где-то после Нового года, когда стало известно о том, что болезнь дяди Толи неизлечима, Виктор занял значительную сумму денег, чтобы, как сказала бабушка, покрыть убытки от бизнеса.

«А раз занял, – сделал я вывод, – значит, когда-никогда эту значительную сумму надо возвращать, правильно? А как ее возвращать, если бизнес приносит убытки?»

Ответ очевиден – только из денег грядущего наследства.

«Но если каждый день, – продолжал я выстраивать логическую цепочку, готовую в любой момент превратиться для Виктора в арестантскую цепь, – жрать черную икру ложками и пить французские коньяки ведрами, так, пожалуй, не то что половинки – целого наследства не хватит, чтобы расплатиться с долгами».

Доказав таким образом, что убийство Виолетты явилось результатом финансового кризиса, в котором оказался ее родной брат, я переключился на обращение дяди Толи к наследникам. Теперь, когда стал известен убийца, можно спокойно порассуждать о причинах, побудивших к написанию его. Итак… Началось всё, как мне кажется, с ошибки анонима. Аноним, будучи уверенным в том, что Худобин-старший не пожалеет денег на то, чтобы найти убийцу дочери, прислал письмо, в котором за долю наследства предложил назвать его имя. Но! Он не учел одного важного, на мой взгляд, обстоятельства. Дядя Толя умирал. И поэтому ничего его в этом письме не интересовало. Зачем ему было спрашивать: как ее повесили, когда он уже и так знал: как. Ради чего было интересоваться деталями убийства, если детали ровным счетом ничего не значат. И для чего было просить назвать имя преступника, если об этом он мог догадаться и сам… Не знаю, какое наказание дядя Толя придумал для Виктора, но то, что оно не предусматривало уголовной ответственности, видно из написанного им послания наследникам. В нем дядя Толя не только предупредил Виктора об анониме – свидетеле преступления, но также поставил анонима перед простым и очевидным выбором: либо он затыкается и спокойно доживает до старости, либо как последний дурак идет в милицию и, без фактов и доказательств, наживая себе кучу неприятностей, пробует довести дело до суда, что при ближайшем рассмотрении представляется занятием совершенно бесперспективным.

Возникает, правда, вопрос: почему дядя Толя не предупредил Виктора об этом раньше, когда был жив?

«Да потому, – сам собой нашелся ответ, – что дядя Толя, как любой нормальный отец, воспитывавший сына по своему образу и подобию, то есть честным, добрым, справедливым, видимо, так до конца и не смог поверить в то, что его чадо способно задушить собственную сестру».

И тут мне в голову пришла еще одна мысль. А может, подумал я, дядя Толя не говорил с Виктором об убийстве Виолетты только потому, что боялся услышать от него правду? Ведь как однажды справедливо заметила моя бабушка: «Правда, что цепная собака – на кого спустят, в того и вцепится».

А то, что вцепится она дяде Толе в инфарктное сердце, можно было не сомневаться.

Вот так, в сомнениях и размышлениях о судьбах семьи Худобиных, прошел час. За это время я успел поваляться на кровати, спуститься вниз (благо, Коновалов куда-то пропал), перекинуться парой фраз с бабушкой, перед тем как она, согласно условию эксперимента, в шестнадцать двадцать поднялась в нашу комнату поправлять мою постель, и даже перехватить бутерброд на кухне.

В это время или чуть позже проснулся Рыльский. Когда с бутербродом в одной руке и стаканом молока в другой я вернулся в зал, он стоял возле камина и переминался с ноги на ногу. Увидев меня, улыбнулся и сказал, что решил немного размяться.

– Что, раздражающая реклама началась? – поинтересовался я.

Максим Валерьянович бросил взгляд на экран телевизора, по которому транслировали футбол, и сказал, что ничего подобного, кажется, не говорил.

– Да ладно, – засмеялся я. – Это я так пошутил!

В этот момент по лестнице спустилась бабушка. Посетовав на изнуряющую жару, она спросила: почему мы не там, где должны быть.

– Вы знаете, сколько сейчас времени?

– Половина пятого, – посмотрел я на часы. – А что?